Пригнувшись, он спустился по каменным ступеням, освещая себе путь фонариком; под его ногами скрипели осколки гравия. У Карима было чувство, будто он нарушает какое‑то древнее табу. Хорошо хоть, что сам он неверующий. Лучик фонаря разрезал подземный мрак. Карим сделал еще пару шагов и замер. Он увидел перед собой, на подставке, небольшой гроб из светлого дерева.
У Карима пересохло в горле. Подойдя, он стал разглядывать его. Гроб был длиною примерно метр шестьдесят, с серебряными украшениями по углам. Несмотря на подземную сырость, он довольно хорошо сохранился. Карим потрогал швы, думая при этом, что никогда не осмелился бы сделать это без перчаток. Он сердился на себя за эту боязнь. На первый взгляд гроб как будто не открывали. Карим зажал фонарик в зубах, чтобы получше осмотреть винты. И вдруг у него над ухом прогремел голос:
– Какого черта вам здесь надо?
Карим содрогнулся. Он невольно открыл рот, фонарь выпал, ударился о крышку гроба и погас. В кромешной тьме полицейский обернулся и увидел в светлом проеме двери силуэт человека, который, подавшись вперед, разглядывал его. Араб пошарил под ногами, отыскивая фонарь, и через силу выдохнул:
– Полиция. Я офицер полиции.
Помолчав, человек ворчливо изрек:
– Все равно, у вас права нет входить сюда.
Полицейский наконец отыскал фонарь и поднялся наверх. Перед ним стоял высокий пожилой мужчина с хмурым взглядом – очевидно, кладбищенский сторож. Карим знал, что действовал незаконно. Для вскрытия могилы полагалось иметь письменное согласие родных или же специальное постановление властей. Он шагнул через порог и сказал:
– Я выхожу, дайте пройти.
Человек посторонился. Карим жадно вдохнул светлый живительный воздух и предъявил сторожу свое трехцветное удостоверение:
– Я Карим Абдуф, офицер полиции Сарзака. Это вы обнаружили, что склеп вскрыли?
Тот молчал, разглядывая араба своими бесцветными глазками – точь‑в‑точь пузырьки воздуха в мутной воде. Затем повторил:
– У вас права нет входить сюда.
Карим рассеянно кивнул. Утренний воздух и свет уже бесследно прогнали его страхи.
– Ладно, ладно, старина, не будем спорить. Полиция всегда в своем праве.
Сторож скривил губы, еле видные в клочковатой бороде. От него пахло спиртным и мокрой глиной. Карим продолжал:
– О'кей, расскажите мне все, что знаете. В котором часу вы это обнаружили?
Сторож со вздохом ответил:
– Да вот... пришел в шесть часов и увидел. Нынче днем тут у нас похороны.
– А последний раз вы когда здесь проходили?
– Да в пятницу.
– Значит, склеп могли открыть в выходные в любое время?
– Оно так, да только, я думаю, лезли сегодня ночью.
– Почему?
– В воскресенье‑то шел дождь, а в склепе сухо... Стало быть, дверь тогда еще была заперта.
– Вы живете тут рядом?
– Тут рядом никто не живет.
Араб окинул взглядом маленькое кладбище, дышавшее безмятежным покоем.
– Бродяги к вам сюда не наведывались?
– Нет.
– Ну, еще какие‑нибудь подозрительные личности? Случаев вандализма не было? Черные мессы не устраивались?
– Нет.
– Расскажите мне об этом захоронении.
Сторож сплюнул на гравий.
– А чего говорить‑то?
– Склеп для одного ребенка... как‑то странно, правда?
– Верно, чудно.
– Вы знаете его родителей?
– Нет. Никогда не видал.
– Разве вы не работали здесь в восемьдесят втором году?
– Нет. Прежний сторож помер. – Мужчина усмехнулся. – Наш брат тоже отдает концы, как и все...
– За этим склепом, видимо, ухаживают?
– А я и не говорю, что не ухаживают. |