И как прикажешь быть здесь, а?
– Ох и неплостые ты фопросы садаесь, Никола, – на пару минут задумавшись, негромко отвечал мужик. – Я тепе вот цто скафу; пло тебя уш вон гофолено столько. Мол, и посланник поший, и цуть ли не спаситель… Не знал кабы я тепя, так ше тумал пы. Та фишу, цто мушик ты доблый по пломыслу пошьему сдесь окасафшийся. Латный, та в воле своей и фере – непопетимый; хоть пы и целес поль, а все отно, цто утумал, так то и ладись. Я пы не стюшил, а ты – клемень! Снай сепе, тело плагое тволись.
– Спасибо тебе, Никодим.
– Пох с топой, Никола.
– У тебя, поди, дом-то уже готов? – резко сменил тему пришелец.
– С Пошьей помошью, да твоими руплями, – неумело улыбнулся в ответ мужик.
– Продай!
– Цехо?
– Продай, говорю, мне. Зиму у меня досидишь, а по весне новый тебе отстроим.
– На цто тепе?!
– Казарму устроить для бедолаг, – Булыцкий кивком указал на разбредающихся по своим участкам нищих.
– Так и фсех не прислеешь! Кута фсех в отин-то том?!
– Всяко лучше, чем на улице.
– Луцсе, – с готовностью согласился гончар. – И цто, садалма колмить будес?
– Отчего задарма? Дело найду. Так, чтобы и польза, и во славу Божью.
– Ох, Никола, – покачал головой его собеседник. – Поху отному ведомо, цто там на уме у тебя… Сам бы не снал какофо это; нисенстфофать, ни в зизнь бы не сохласился!
– Так, значит, по рукам?
– А Аленка? Она не путет тохо?!
– Не будет. А если и удумает, тебе какая забота?
– Мошь, я не отин плибуту. Мошь, с папой та титями.
– По рукам? – настойчиво повторил пенсионер.
– А и пес тепя ешь! По лукам!
– Вот и славно. Сколько за дом хочешь свой?
– Ты цего, Никола? Пелены опъелся?! И том постлоить, и тенех тать. Не фосьму! И не плоси даше!
– Рублей возьмешь, да потом вернешь, как дом отстроим. Я тоже не вечный, – продолжил пришелец, жестом останавливая товарища. – Не дай Бог чего случись со мной, так и ты и без денег, и без дома, да еще и с женкой с мальцами.
– Селебло оно, Никола, луки шшет, – задумчиво протянул мастеровой. – Фсю шисть и не фитывал, так и нецехо. От хлеха потале… Ты, са меня есели так латеешь, луцсе сфиток напиши: мол, лабу пожьему Никодиму в слуцае, коли Пог дусу мою пессмелтную плипелет, фытать семь луплей. И мне – лат; селебло луки шечь не путет, и тепе – о людинах тосата не фосьмет, – еще чуть помявшись, кивнул Никодим.
– Вот и ладно, – усмехнулся трудовик. – Пойдем поглядим, как там работники наши.
– Посли.
До самого ужина бродили они с Никодимом по переулкам, наблюдая за работягами, да дивясь произошедшим метаморфозам. Если до обеда все, кроме изначально отколовшихся, одинаково рьяно работали лопатами, то теперь кто-то просто утек. Кто-то, расслабившись и забыв про все на свете, вел неторопливые беседы со знакомцами. Кто-то же, напротив, с утроенной энергией разбрасывал снег, рассчитывая закончить как можно раньше. Тут, кстати, приметили несколько человек, ранее убежавших или вообще с утра не принимавших участия в работах. Такие теперь, либо сменив кого-то, либо вооружившись досками или еще какими-то там немыслимыми инструментами, раскидывали снег наравне со всеми.
– Ну, каково? – заприметив уже знакомых Охалиных, прилежно трудящихся на делянке, ранее занятой другими, усмехнулся учитель.
– Ох, цудеса.
– Приглядывай да запоминай. |