– Что за дружинник-то, ежели ему каждый – указ?! Без гонору и муж – не муж.

– А у каждого ежели гонору того, так и делать что будешь? Да и не каждый такому и власть. Только воевода!

– Заместо дружинников своих, что ли, этих…

– Да зачем заместо?! Зачем?! Дружина – та завсегда с правителем! Чем сильнее она, тем и правителю уважения больше. А ежели князь – из городу, дружинники-то тю-тю! Вместе с ним! А лихо случись, кому оборону держать? Посадским, выходит, да тем, кто в крепость успел! Военный – тот князя не всюду сопровождает. Тот на посады охраняет, да в сечи ходит. И без гонору, да не сам по себе!

– Хоть убей, в толк не возьму! И дружинники, и холопы, и ратники. А тут тебе еще во-ен-ны-е! Куда их столько?

– То ты нынешними мерками судишь, – покачал головой преподаватель. – А оно вскорости ох как все попеременится! И люд появится, что только сечами жить и будет, и наука военная, где все наперед уже загадано; когда, кому, как да что делать в сече. Хоть бы и лютой самой. И не за хабар в руках держать будет. И без права уйти.

– Погоди, погоди! То есть как это?! А харч откуда?! Это же таких кормить! Вроде как дружинник, выходит. А в то же время – нет. Ежели смерд, то кто землю обрабатывать будет? Или лиходейничать им надобно, а?!

– Зачем лиходейничать? Они – княжьи! Князь их и кормит!

– С чего бы?! Праздность да леность – грехи!

– Да какая праздность?!

– А такая, что страда или хоть и житница, а они, вишь, баклуши бьют! Землю пахать пора пришла – а они, по лавкам сидя, сечи ждут! Князь – к соседям, так и дружина с ним, а во-ен-ны-е опять баклуши бьют.

– Да погоди ты! – замахал руками Булыцкий. – Вот завелся-то: в лености! Да баклуши бьют! Служат они! Слу-жат и ничем больше не занимаются!

– Да как так-то?! Служат, пока замятни да беды. А мир да лад ежели? Дружинник – то понятно. Он и с князем всегда рядом, и в походах, а эти чего? Ты мне, Никола, растолкуй, чем твой во-ен-ный холопа боевого, а паче дружинника, лепше?

– Тем, что не гуляй-поле, но в строю воевать обучен! И доблестью своею красоваться ему не перед кем; все дело единое делают.

– Чем тогда холоп неладен? И гонору нет, и послушен, да еще и боярский… А ратник – так вообще смирен. Вон, сколько надо их.

– Ага. А собирать их сколько будешь на сечу, а? А в бою такой как себя поведет, если, кроме плуга да топора, держать не умеет?! Если в ратном деле не смыслит ничего, толку с него?! Вон, дружинник или боярин, да хотя бы холоп боевой один со сколькими смердами сладит?!

– Да какой смерд на боярина руку подымет?!

– А ты в сшибках, наверное, спрашиваешь, прежде чем мечом замахнуться: кто, мол, будете, роду, мол, какого? – оскалился в ответ пенсионер.

– Все равно, – его собеседник упрямо мотнул косматой башкой.

– Ну, не смерд пусть! Нехай – ратник!

– Пеший конному – не помеха!

– Обучить да вооружить если, – еще та помеха. Уж поверь.

– Ну-ка, поясни, – усмехнулся бородач. – В жизнь не поверю в небылицу твою!

– Потому и не поверишь, что ведаешь: ратники – как облако комариное: рукой махнул, и разлетелись кто куда. А по одному долго ли порубить, особенно если неумелые? А ежели в строю обучить стоять, вооружить, с топором тем же научить обращаться… Так, чтобы и близко никто! И показать, как у ворога принято; отступление, для глаз отводу, дабы не обманулся и строй не рассыпал! А за ними – лучников, супротив верховых.