— Ты надел форму Сил Бури, — говорит Солана у меня за спиной.

Ее голос едва ли громче шепота, но я все равно вздрагиваю. Вероятно, причина в том, что я избегаю встреч с ней.

Я не оборачиваюсь, хотя знаю, что поступаю глупо.

Солана отправляется со мной на миссию — поиски — да-как-хотите-так-и-называйте. Поэтому мне придется проводить с ней много времени.

Но… каждый раз, когда я смотрю на нее, я не могу удержаться от мысли, что я помог не той.

Не то, чтобы я жалею, что спас девушку… я никак не мог оставить ее в ловушке в сокрушительной власти Живого Шторма. Но я все еще помогал Солане, пока Райден тащил Одри и Гаса прочь.

— Да, — бормочу я, понимая, что она ожидает каких-нибудь моих слов. Метафорически я должен показать — я их часть.

Несколько секунд Солана молчит, и я надеюсь, это знак того, что она собирается оставить меня в покое. Вместо этого девушка говорит:

— Тебе идет.

Я фыркаю, но не показываю, что плотная черная ткань грубая, колючая и самая неудобная из всех, что я когда-либо носил. Я перестал ныть по поводу роли, которую мне предстоит играть. К тому же, там, куда мы направляемся, холодно, а теплее этой одежды у меня ничего нет.

— Ты не повредил локоть, надевая куртку? — спрашивает Солана.

Повредил, но я не хочу говорить ей об этом. Поэтому я пожимаю плечами… что оказывает плохой идеей.

Боль стреляет от плеча до кончиков пальцев, горячая, острая и столь насыщенная, что крошечный визг срывается с губ, прежде чем я успеваю сдержать его.

Обезболивающие очень пригодились бы прямо сейчас… или как я слышал.

У сильфид аллергия на людские лекарства.

Солана подбегает ко мне, и я не могу не заметить, что она переоделась в бледно-синее платье, настолько короткое и обтягивающее, что выглядит, как при параде. Я привык к откровенной одежде, которую она носит, чтобы держать ее кожу открытой для ветра, но я все еще должен отворачиваться прежде, чем мой взгляд может сосредоточиться на открытых частях ее тела.

— Ты не замерзнешь в таком виде? — мямлю я.

— Я — Южная, — говорит она. — Мои ветры поддерживают тепло.

В этом не много смысла, но в очень немногих вещах есть смысл, когда дело доходит до моей жизни в эти дни. Если это странно и связано с ветром, я учусь говорить: «Тогда ладно».

Солана закатывает левый рукав, и я ежусь при виде сбившегося в кучу и запутавшегося бинта, вокруг которого виднеется припухлость.

— Я уверен, что это из-за того, что мой локоть был вывихнут… дважды… и так происходило тогда, когда я одевался, — спорю я.

Она вздыхает и начинает перебинтовывать рану:

— Ты должен был попросить о помощи.

— Верно, так как мне не было бы неловко.

Ничто не говорит, что «это не такое уж и великое событие», что моя, вроде как бывшая невеста, помогает мне надеть штаны.

Солана закатывает глаза:

— Я знаю, что поверить трудно, но между нами нет никакого неудобства. Я не такая девочка, которая бегает за парнем, который ее не хочет. Я знаю, что дело проиграно, когда его вижу.

Я чувствую, как у меня отвисает челюсть, и понимаю, что вероятнее всего выгляжу, как идиот. Но серьезно, что мне на это сказать?

Она смеется:

— Что? Ты думал, что я все еще сохну по тебе?

— Я…

Нет, я ничего такого не думал.

Но я выгляжу довольно глупо, поэтому я меняю тему:

— Что значит сохнуть?

— Хм, думаю, это что-то вроде тосковать?

— И как кто-то тоскует?

— Я не знаю.