Змеиный язык, длинный, гибкий, скользит по губам, по щекам, по шее, трепеща, белый огонь из-под черных ресниц — обрамляет черные колодцы дико расширенных зрачков. Некромант начинает двигаться, сперва неторопливо, давая время привыкнуть и свыкнуться с болью первой близости. Затем ускорил темп. Нелюдь дышала прерывисто, хрипло, стонала на выдохе, дрожа, словно в ознобе, мотая растрепанной головой по постели, расшвыривая тяжелые пряди темных волос. Оливер постепенно наращивал темп, впиваясь когтями в постель. Звериный рык сливался в унисоне с яростным шипением.

— Да-да-да… — дикое и первобытное желание рвалось из горла бессвязным криком, и выгнуло до хруста — судорогой наслаждения.

Некромант тихо зарычал-застонал, изливаясь, запрокинув голову. Нелюдь опустошенно раскинулась, разбрасывая руки и ноги — тяжело дыша, еще не отошедший от шока всего лишь второго в своей жизни оргазма. Прикрыла глаза влажными от не прошенных слез ресницами, уголки губ подрагивали в слабой полуулыбке.

— Спасибо… — шепот можно было принять за дуновение сквозняка.

Оливер улегся рядом.

— За что? — не понял маг такого проявления эмоций.

— За то, что мне хорошо… — Никамида ткнулась носом в плечо партнеру, ласково касаясь кожи кончиком языка — почти обычного, лишь с легким намеком на раздвоенность.

— Это хорошо, что тебе хорошо. — сладко улыбнулся некромант.

— А тебе? — девушка замерла почти не дыша.

— Мне было просто волшебно… — отозвался суровый маг.

Нелюдь ответа уже не услышала — уснув, не дождавшись его. Сейчас ее можно было убить не тремя — дюжиной разных способов, и она бы не успел проснуться. Снова по детски приоткрыв некрасивый, слишком большой рот с искусанными, даже несмотря на регенерацию, губами. Медленно двигались глаза за тонкой кожицей век, отчего подрагивали темные стрелочки ресниц. Оливер укрыл ее пледом, и ушел вниз, готовить поздний ужин.

Никамида спала, и впервые видела сон. Не чужой, в который могла войти, а свой. Запинаясь и почти падая, по лесу брела девушка. Точнее, юная женщина — придерживая руками огромный живот. Глаза у нее были пустые, мертвые — как у безумной, потерявшей надежду на спасение, зверушки. Вот в очередной раз споткнулась, но падая, умудрилась извернуться, оберегая чрево.

По нему, обтянутому ветхой тканью рваного платья, пробегала дрожь — пришло время разродиться. Девушка не кричала. Молча открывала черный, словно обугленный рот, дрожа в болезненных схватках. Слишком велик был плод для ее маленького, хрупкого и измученного тела. Ее мучения длились долго — солнце успело пройти полпути по небу. К тому времени, как все закончилось, трава на пару метров окрест была уничтожена ее ногами и забрызгана кровью. Мать потеряла сознание, едва только дитя покинуло ее.

И тогда же из-за дерева выступила темной тень старухи, та ловко перерезала ножом пуповину. Осторожно подымая на руки странное существо — с зачатками крыльев, как у летучей мыши, голым крысиным хвостом и чешуйчатой кожей. Оно не кричало — тихо шипело. Никамида с содроганием проснулся, не успев подавить рвущийся крик отвращения. Оливер появился в спальне мгновенно, с посохом наперевес.

— Что? — не понимая спросил тот.

— Ничего. Никогда больше не усну! — нелюдь зябко обхватила себя за плечи руками.

Девушка хмурилась и прикусывал губы. Некромант осторожно присел рядом. Провел теплой ладонью по щеке. И тихо продолжал молчать.

— Скажи, каким я была? Когда ты отдал мне Посланников? — ледяной голос выстуживал комнату и покрывал инеем окно.

— Демон. Ало-черным, красивым.