Так однажды ушли и два старших брата Мэши.

Остальные мальчики продолжали жить в Городе и записывались на курсы будущих профессий. Кому-то хотелось стать земледельцем, кому-то заводчиком ящериц, а кому-то — строить ярусы и дома из тяжелых гладких камней. Братья Мэши надеялись стать строителями, они не раз это говорили.

Но они стали никем. Барабан жребия выдал их имена, а через пару лет пришла весть, что они оба погибли в схватке с драконами. Смерть их была героической и почетной, они защищали Города от нападения Всадников. И память о них будет жить всегда.

Только что толку, когда от твоих братьев остается только память, и больше ничего? Разве это утешит? Разве это вселит радость в когда-то шумный и веселый дом?

Пустые комнаты стали холодными и тихими. В них иногда шастал золотистый Хамийе, шлепал своими смешными шестью лапами, тащил длинный радужный хвост и долго втягивал воздух носиком. Шум его движений долетал до Мэши, она вздрагивала, и ей казалось, что это братья ходят в своих комнатах и что достаточно выбежать в общий коридор, чтобы их увидеть.

И она выбегала. И долго стояла, прислушиваясь и не решаясь заглянуть в арки проходов.

Она знала, что братья уже никогда не появятся дома. И никогда не отпустят своих колких шуток.

Это было так тяжело, что Мэши возвращалась к себе и плакала, сидя на полу. Вытирала слезы ладонями, а глупый Хамийе терся хвостом о ее колени и вытягивал узкий, длинный язык. Он совсем не знал братьев, отец купил его, когда старшие мальчики покинули дом и вступили в ополчение.

У братьев была небольшая разница в возрасте — Ханш был старше Роша всего на один год, на один полный цикл Буймиша. Им выпал жребий служить вместе.

Так случилось, такая была судьба у них.

И старейшины Города сказали то же самое. Такая судьба.

А на сегодняшнем собрании один из старейшин объявил, что мальчиков этого года слишком мало и если восемьдесят человек отправятся в ополчение, то в Городе останется всего чуть больше сотни будущих мужчин. И это не дело.

— Потому, — невозмутимо продолжал старейшина, — мы решили на Совете, что в список для жребия в этом году войдут и девочки. Это будет справедливое решение.

Старейшина поклонился, пригладил узкими ладонями длинные белые пряди волос и задрал подбородок, обводя взглядом сидящих кругом родителей. Всех родителей, чьи дети в этом году достигли шестнадцатилетия.

Мэши сидела рядом с отцом, а на плече у нее растянулся Хамийе. Хвост его спускался до локтя правой руки и смешно щекотал кожу. В зале было тепло: работали низкие обогреватели у стены. Но Мэши вдруг почувствовала ледяной озноб, пробегающий по плечам и спине. Потому поплотнее запахнула серую курточку и спрятала запястья в рукава. Бросила взгляд на отца, но тот оставался невозмутимым.

Старейшина зачитал список имен для завтрашнего жребия и произнес традиционную для такого события фразу:

— Наша сила в единстве, наша война правая. Наш народ выживет в Городах, и мы еще много раз увидим, как поднимется в зенит Белый Буймиш.

Имя Мэши было в списке. Это значит, что завтра ей может выпасть жребий и она станет ополченцем. Навсегда. И уже не вернется домой. Это судьба — так скажет старейшина. И в доме из разноцветных камней больше не будет звучать голос Мэши, как не звучат голоса братьев.

Мэши посмотрела на свою подругу, Ганишу, сидевшую рядом с родителями. Глаза у той покраснели, она шмыгала носом и нервно поглядывала на отца. Ганиша тоже боялась. Мало радости узнать, что впереди тебя ждет пожизненная служба на границе и война с огромными механическими драконами, извергающими огонь.

Матери и отцу так и не сказали, как погибли Хаши и Рош. Может, им пришлось сгореть в жутком драконьем огне? Сгореть заживо?

Каково это — сознавать, что мальчики, которые были так дороги, так весело шутили, так громко смеялись, просто сгорели, и их уже нет? Просто нет — и все.