Парнишка выскочил на улицу, Китрин проследила за ним от дверей: стрелой пролетев по улице, он обогнул повозку со свежей рыбой, свернул за угол и исчез. Китрин медленно досчитала до десяти — на случай если Жук вздумает вернуться. Не вернулся. Девушка шагнула на улицу и закрыла за собой дверь. К харчевне пришлось идти против ветра, который бросал в лицо пыль вместе с соломой.

— Доброе утро, магистра, — кивнул ей хозяин, пока глаза Китрин привыкали к полумраку. — Опять к нам?

— Именно, — пробормотала девушка, вытягивая из кармана серебряные монеты. — Вот. Дайте на все.

Хозяин, взяв монеты, взвесил их в руке.

— Да ваши парни, похоже, бездонные, — добродушно заметил он.

— Это не для них, — усмехнулась Китрин. — Для меня.

Хозяин захохотал. Такой способ лгать Китрин обнаружила совсем недавно: говорить чистую правду так, чтобы ее приняли за шутку. «Вино не для них, для меня, — повторила она сама себе. — Может, зимой меня посадят в колодки. А может, и нет. И какая разница, что я сейчас делаю?»

Хозяин вернулся с двумя темными бутылками вина и небольшим бочонком пива. Зажав бочонок под мышкой, Китрин взяла в обе руки по бутылке, хозяин распахнул перед ней дверь. Ветер на улице теперь дул в спину, подталкивая ее к дому. Над головой простиралось голубое небо, подернутое тонкой дымкой высоких облаков, в воздухе носился запах дождя. Осень в Порте-Оливе славится дурной погодой, а лето на исходе, так что мелкие дожди никого не удивляют.

В главный зал банка Китрин возвращаться не стала, а сразу прошла к себе. Подниматься по лестнице с бочонком под мышкой было неудобно, на самом верху она ударилась локтем о стену — даже пальцы задрожали, но бутылку она не выпустила.

О луже на полу она успела забыть, но теперь ей хватило сил открыть окно и выплеснуть в проулок содержимое ночного горшка. Остаток лужи она вытерла грязной нижней рубашкой, которую тоже швырнула в окно. Завтракать не хотелось, хотя после вчерашней жесткой колбасы с коркой хлеба она ничего не ела. Скинув сапоги Тага-погонщика, Китрин откупорила винную бутылку и легла на постель, опершись спиной на изголовье.

Вино было непривычно сладким, но вполне крепким. Желудок было затрепыхался, как рыба на огне, пришлось потягивать вино мелкими глотками. Дернулся висок, предвещая головную боль. Ветер за окном смолк, в наступившей тишине стали слышны голоса двух стражников-куртадамов. Женщина — Энен — засмеялась.

По жилам побежало тепло. Китрин в последний раз отхлебнула вина прямо из горлышка и поставила бутылку на пол. Мозг затопило уютной, убаюкивающей тьмой, ветер выл откуда-то издалека, мысли вспыхивали и путались, свиваясь в непредсказуемые, невозможные узоры.

Ей пригрезилось, будто магистр Иманиэль оставил что-то капитану Вестеру. Кажется, что-то связанное с ванайскими каналами и их выходом к причалам Порте-Оливы и одновременно с травами и специями, упакованными в снег. Минуя границу между явью и дремой, а потом между дремой и сном, мысли мало-помалу слились с тьмой. Время замерло — и потекло своим чередом лишь тогда, когда вдалеке взорвались и погасли гневные голоса.

— Вставай.

Китрин с трудом разлепила веки. В дверях, скрестив руки на груди, стоял капитан Вестер. За окном царили пасмурные сумерки.

— Вылезай из постели, — повторил капитан. — Немедленно.

— Уйдите, — пробормотала Китрин.

— Я сказал — вылезай из постели!

Китрин приподнялась на руке. Комната качнулась.

— Зачем?

— Ты пропустила пять встреч, — рявкнул Маркус. — В городе начнут судачить, и тебе конец.