Справедливости ради следовало признать, что ни один из наев, накаров и сотников не позволил себе разговаривать с Хурманчаком непочтительно, и если он решится вести войска на юг, все они с радостью последуют за ним, как стая волков за вожаком, и растерзают всякого, кто позволит себе усомниться в его праве носить титул Хозяина Степи. Но, поскольку делать этого Энеруги не собиралась, исход грядущего совета внушал ей серьезнейшие опасения.

На предыдущих, далеко не столь многочисленных советах ей и ее сторонникам удавалось смирять страсти, отправляя наиболее нетерпеливых наев приводить к покорности племена, кочующие на окраинах Вечной Степи, и усмирять горцев, не желавших мириться с потерей рудников. Однако после покорения Вечной Степи, после того как горцы укрылись в неприступных долинах, а все приморские города были захвачены, разросшееся войско Хурманчака осталось не у дел. Предвидевший это Имаэро давно уже силился убедить взявшихся за оружие степняков вернуться к своим табунам и стадам, но сделать это оказалось не так-то просто. Точнее говоря, сделать этого до сих пор не удавалось вовсе, ибо несколько расформированных тысяч, вместо того чтобы вернуться к шатрам и юртам своих соплеменников, превратились в действующие на свой страх и риск шайки головорезов, занявшихся грабежом и разбоем. Причина происходящего заключалась в том, что наи, тысячники и сотники Хурманчакова войска, вернувшись в родное племя, неизбежно должны были попасть под власть нангов и совета старейшин и, естественно, никакие доводы не могли убедить их, будто при этом они ровным счетом ничего не потеряют.

Несколько иным было положение тех, кто, сделавшись наем, оставался в то же время и нангом или командовал гарнизонами в захваченных приморских городах, и на их-то содействие Энеруги с Имаэро и рассчитывали больше всего. Однако и с ними, как выяснилось, все обстояло не так просто, как надеялись сторонники превращения империи степняков в мирное государство. Что касается наев, все еще остававшихся нангами, то они, при первой же возможности, постарались бы вывести свои племена из-под власти Хурманчака. Жили, дескать, без него прежде, проживут без Хозяина Степи и впредь. Вынужденные некогда присоединиться к нему, они не нуждались в империи и, дай им волю, охотно растащили бы ее на части.

Наям, поставленным Хурманчаком правителями приморских городов, незачем было идти на Саккарем — от добра добра не ищут. Но они, оказывается, опасались, что соратники, не получившие столь завидных постов, не успокоятся, пока не сместят их или не получат иной жирный кус, урвать который можно было лишь на землях Благословенного Саккарема. Командирам гарнизонов, оставленных в Дризе, Фухэе и прочих городах, было решительно все равно, чем кончится поход на юг: в случае победы никто не станет посягать на их место под солнцем, а в случае поражения посягать на него будет некому. Словом, как бы ни развивались события, они предпочитали видеть Хозяина Степи подальше от вверенных им городов, хотя и уверяли, что пекутся лишь о процветании империи. Таким образом получалось, что государство, которое Энеруги мечтала превратить в оплот мира и спокойствия, на поверку не могло существовать без войны, как не может гореть костер, если в него постоянно не подкладывают сухие дрова.

Сидя в высоком, стоящем в торце зала кресле, помещенном на невысоком подиуме, Энеруги терпеливо слушала своих соратников, все больше и больше убеждаясь в том, что на Зимнем совете наев им с Имаэро в лучшем случае удастся отложить поход на Саккарем до весны, но и это представлялось ей весьма маловероятным.