Теперь он больше не думал о мечах Безликих. Он ни о чем не думал, только наблюдал отстраненно, как пляшет меж четырех клинков его отделившееся от сознания тело. Сколько этому длиться, человек не знал. Он ждал, когда вспыхнут в темноте, на западе, изумрудные глаза бога… И они вспыхнули. Зеленый огонь, родившийся в сухом звонком холодном воздухе. разделился и двумя ледяными жгутами соединил сердце и ум человека с ледяным жалом клинка за спиной. Человек закричал от счастья и, забросив руки за голову, жадно схватил длинную рукоять. Он услышал тонкий звон – лопнула серебряная цепь, скреплявшая эфес и ножны. Меч застонал, когда лунный свет облил его длинное тело. И воздух застонал, когда разящая сталь разорвала его. Человек завертелся на месте, как подстреленный барс. Он запел – и меч запел вместе с ним, сметая с пути хозяина клинки Безликих. Человек прыгнул вперед, толкнул коленом в живот Стража Восхода, и тот упал на спину.
– Аш‑Хар‑Хазд! – прогремел старейшина, и человек застыл.
Безликие, забросив мечи в ножны, стянули с голов шерстяные маски. Упавший – чуть позже остальных.
Человек, вернее, теперь уже – воин, прижал холодную сталь к разгоряченной щеке. Он был счастлив. И он узнал свою судьбу: через несколько дней он спустится с гор и пойдет на восток. И свершит то, что велит ему устами старейшин мудрый и всеведающий бог гор. Так будет, потому что воин клана не знает поражений. Он может умереть, но проиграть битву не может.
* * *
Фаргалу казалось: они и не движутся. Тот же лес вокруг, тот же пустой ровный тракт. Иной раз обгонит всадник с белым флажком императорского гонца или попадется рабочий отряд из дюжины невольников и нескольких солдат, поправляющий дорогу. После полудня, найдя подходящее место, сворачивали в лес, устраивались, делали обычное: отрабатывали номера, чинили‑чистили что требовалось. Большой с Кадолом и Мимошкой раз в два дня ходили за свежим мясом, чтоб зря припас не проедать. Нет, все, что происходило после привала, Фаргалу нравилось. А вот по шесть‑семь часов сидеть в повозке – ску‑учно! Кабы Тарто отпустил его во второй фургон, где ехали Бубенец с Мимошкой, – другое дело. Но старшина держал мальчика при себе, вместе с Цифру, рабыней и Мили с ребенком.
Впереди показался деревянный мост через овраг. Внизу стучали топоры. Подъехав ближе, Тарто увидел, что на этот раз трудится не команда рабов под присмотром солдат, а одни солдаты. Рыжебородый десятник, завидев фургоны, ловко вскарабкался по откосу.
– Здоров! Куда путь держим?
– К вам, – сказал Тарто. – Цирк.
– Вижу, что не купец, – ухмыльнулся десятник. И, построжев: – Давай поворачивай. Не ко времени вы.
– А что так? – насторожился старшина.
– Банда плоскорожих шурует. Вторую неделю ловим.
– Большая банда? – спросил Тарто.
– Ашшур знает. – Десятник пожал плечами. – Но теперь поменьше стала, ясное дело.
– Ну так вы, удальцы, ее враз поймаете! – улыбнулся старшина.
– Вот как поймаем, так и приезжай, – сказал десятник. – Напоретесь – перережут вас, как годовалых поросят.
– Ну это ты загнул! – Большой, соскочив на землю, подошел к первому фургону.
Десятник окинул его опытным взглядом: – Служивый, что ли?
– Был, – сказал Большой. – Теперь – вольная птица.
– Я предупредил. – Десятник поскреб ногтями грудь. – А так – дело ваше. Проводить не смогу, приказ. – Он кивнул на мост. – Велено к следующей неделе опоры поменять, а нас, сам видишь, всего шестеро.
– Да ладно тебе, – ухмыльнулся Большой. – Не первый год на дороге. До крепости вашей сколько?
– Не близко. Миль тридцать. |