Изменить размер шрифта - +

Но она непримиримо отстранилась:

— Кавалер сопливый! Лучше бы даты выучил…

Позже, когда Сережа, как они полагали, уснул, Виталий Андреевич мягко корил жену в соседней комнате:

— Ну можно ли так?! Вспомни себя в тринадцать лет. Наоборот, надо пригласить девочку к нам в дом, пусть дружат!

— Не надо мне это здесь! И насчет бабушки ты напрасно съязвил.

Сережа прислушался к разговору.

— Вот принесет еще двойку, так выдеру, что на всю жизнь запомнит! — слышался голос мамы.

Сережа вздохнул: «Необузданный характер».

Он матери как-то сказал: «Рукоприкладство воспитывает раба»…

Спор в соседней комнате не утихал:

— С ним надо обращаться так, как ты хотела бы, чтобы он обращался с тобой… Право же, я начинаю понимать слова Маркса: «Дети должны воспитывать своих родителей».

«Вот, пожалуйста, даже Маркс сказал!» — уже засыпая, подумал Сережа.

 

Утром в воскресенье мама взяла Сережу с собой на базар — помочь нести сумку. Он каждый раз отправлялся в этот поход с удовольствием.

Причудливо сплетаются железные узорчатые балки высоко под потолком мясного рынка, отчего он походит на вокзал, украшенный огромными картинами: на зеленых лужайках пасутся тучные стада коров. В молочном павильоне по обе стороны зала голубым пунктиром тянутся весы, над ними стоят женщины в белоснежных фартуках. Влажно поблескивает творог, заманчиво притягивают к себе коричневые пенки топленого молока в банках, желтоватые айсберги сливочного масла.

Кажется, со всего света привозят на этот рынок добро: янтарный кубанский мед, налитые соком груши Армении, азовскую бледную сулу, пухляковский виноград, отливающие изумрудом астраханские арбузы в полосатых пижамах.

Вкрадчиво зудит точильное колесо, женский голос зазывно выкрикивает: «Ванэ́ль, ванэ́ль». Остро пахнет укропом, нежно — антоновкой, тянет сыростью от вяленой рыбы.

…Когда пришли домой и мама начала готовить обед, Сережа зашел к ней на кухню:

— Помочь?

— Обойдусь!

Сережа выскочил на балкон.

Внизу проплыл, дружелюбно сигналя, белоснежный трехпалубный теплоход.

Сережа запел на мотив «Рябины»: «Ой, мамина кудрявая, что взгрустнула ты!»

«Выдумщик», — ласково думает Раиса Ивановна, но тут же в сердце ее закрадывается и тревога. Мальчишка растет, а организованности, послушания в нем почти не прибавляется. Появилась новая тактика: внешне со всем соглашается, а сам делает по-своему. «Сережа, читать в темноте вредно». — «Не спорю, вредно», — механически повторяет он, продолжая читать. «Сережа, надень свитер». — «Ладно, ладно, ладно» (как «отстань, отстань, отстань»). И не надевает. «Сережа, некрасиво вытирать нос пальцем». — «Правда, некрасиво», — но платок не достает. Конечно, влияние Виталия уже сказалось — мальчик стал сдержаннее, добрее, напористее. Но, боже, мой, как это все медленно к нему приходит. Гораздо медленнее, чем хотелось бы…

Вот вчера ни с того ни с сего взъерепенился:.. «Ты уже упрекала меня, что я не поздоровался с соседкой, так зачем напоминать снова?» — «Но ты с одного раза не запоминаешь». — «Не бойся, запомню!» Ох, надо взяться за этого кавалера как следует!

— Теплоход «Александр Невский» из Ленинграда! — снова появляясь в кухне, объявляет Сережа.

— Слушай, дружок, ну а в школе ты числишься в активе? — спрашивает Раиса Ивановна.

— В каком смысле?

— В общественном.

Быстрый переход