Изменить размер шрифта - +
Но ведь любят и за что-то!

«Конечно», — мысленно согласился Сережа и почему-то вспомнил, как после случая на Дону Варя сказала ему: «Ты все же ребенок!» И сердито подумал: «Взрослая какая!»

На перемене Сережа подошел к Ремиру. Тот стоял у окна и жевал бутерброд.

— Ты почему к нам в школу так опоздал? — поинтересовался Лепихин.

Ремир отломил половину бутерброда:

— Хочешь?

— Нет, спасибо…

— Мои родители — цирковые артисты, вечно разъезжают и меня на собой таскают.

Вот оно что!

— Гимнасты? — спросил Сережа.

— Иллюзионисты… Манипуляторы…

— О-о-о! А почему у тебя такое имя?

— Революция и мир, — кратко объяснил новый знакомый.

Звонок прервал их разговор, предстоял урок математики.

— Начинаются мои муки, — вздохнул Ремир.

— Какие?

— Я гуманитарий, в науках точных — ноль…

— Ничего, я тебе помогу, — подбодрил Лепихин.

После уроков вместе вышли из школы. На улице слякоть, неуютно. Они подошли к Дону. Правее моста, на приколе, стояло учебное судно «Альфа» мореходного училища. Казалось, осень сняла не только листья с деревьев, но и паруса трехмачтовой «Альфы», и она сейчас зябла на холодном ветру.

— А как учатся на фокусников?

Эта мысль не оставляла Сережу на всех уроках. Ремир усмехнулся, плотнее натянул кожаную шапку с козырьком.

— По наследству передается. Ты знаешь, два месяца назад в Париже был международный конгресс «магов и колдунов». Папа ездил!

— Да ну?! Вот здорово!

— Пятьсот человек собралось. Заседали тайно, за закрытой дверью. Новую технику обсуждали. Папе присудили «премию Оскара». А в Лондоне еженедельник волшебников выходит — «Абракадабра». Папа рассказывал: когда во Франции принимают в «Национальный профсоюз иллюзионистов», очень строго экзаменуют и берут клятву не разглашать тайны профессии.

— Ух ты! — с восхищением поглядел Сережа. — А ты секреты знаешь?

Ремир улыбнулся загадочно:

— Кое-что знаю. Есть даже такая книга — «Благороднейшие секреты и некоторые примеры ловкости рук». Ее написал в Милане почти четыреста лет назад Горацио Наполитано.

— И у твоего отца она есть? — впился глазами в лицо Ремира Сережа.

Фантазия его бешено заработала: «Вот бы изучить итальянский язык и научиться всем этим фокусам».

— Ну что ты! Единственный экземпляр книги хранится в Британском музее.

— А ты откуда сейчас к нам приехал?

— Из Казани.

— Повидал ты свет!.. — с завистью сказал Сережа.

— Повидал, — подтвердил Ремир. — Я люблю цирк. Папа пишет о нем книгу. Хочешь, кусочек на память прочитаю?

— Конечно!

Ремир поставил портфель на носки своих туфель и, мечтательно глядя поверх головы Лепихина, тихо начал:

— «Вы заметили, какими хорошими становятся лица у людей, когда они сидят в цирке? Восторженно блестят глаза у малышей, лица взрослых светлеют, в них появляется что-то веселое, озорное, та непосредственность, что стирает замкнутость, важность, годами приобретенную озабоченность… Любовь к цирку приходит в детстве, когда мы попадаем в мир сказки, чудес, где все неожиданно и возможно. Нашу душу покоряют красочность костюмов, яркость света, мы восхищаемся красотой и ловкостью тренированного тела, артистичностью и навсегда сохраняем эту свою привязанность…»

При последних словах Ремир резким движением ноги подбросил портфель выше головы, ловко поймал его и почтительно поклонился.

Быстрый переход