Изменить размер шрифта - +
А позже узнал: мальчишка мелом на дверях сарая написал «дату позора» и два года нет-нет да и приходил к ней, чтобы подогреть ненависть к своему тирану. Возможно, это и отдалило его от меня…

— Черт знает, как подступиться к этим деточкам, — недоуменно приподняла плечи Раиса Ивановна. — Я и сама в этом возрасте была изрядной цацей. Помню, какую непримиримую войну вела с мамой по поводу галош. Делала вид, что иду в них в школу, оставляла дома, под лестницей, а возвращаясь, надевала, прежде чем предстать перед грозными очами…

— Но все же хочется пересилить его ослиное упрямство! — опять горячась, воскликнула Раиса Ивановна. — Все подвергает сомнению.

— А может быть, Раюша, мы слишком «дрессируем» его, он сейчас болезненно-чувствителен. Вероятно, что-то надо и не замечать и, уж во всяком случае, быть с ним помягче.

— Прямо филиал института благородных девиц открыть!

Это она по инерции произнесла. У нее на днях был разговор с Сережей. «Из меня добром веревки можно вить», — сказал он, поглядев на нее взросло. «Ну а если, ты упрям и не слушаешься?» — «А ты больше в меня верь, мне же скоро шестнадцать». — «Ну, положим, через полгода». — «Видно, придется тебя, маминушка, послать в родительский университет», — словно бы и добродушно сказал он, но по нижней полной губе его пробежала хитринка.

Вспомнив эту фразу, Раиса Ивановна сдвинула брови: «Нахал», но мужу пообещала:

— Попробую смирить эмоции…

…К родителям вечером пришли друзья. Сережа заперся в своей комнате, лег на диван, положил подушку на лицо. Звуки из соседней комнаты почти не доносились.

Не любил эти сборища взрослых, где его принимают за пай-мальчика.

Мысли потекли неторопливо, спокойно: «Что ждет меня в будущем? Может, я пустоцвет, говорун… Так нет же — терпеть не хочу громких фраз!.. Важно быть Человеком… Но ведь и люди очень разные… Хочется быть настоящим…

Таисия наша неплохая, но считает нас младенцами. Лучше б рассказала когда-нибудь, как больно ошибалась, как находила выход… А у нее все получается ясненько, правильно. Или вдруг начнет укорять: „У вас на уме модный плащ да свитер…“ Что же, мы виноваты, что нам лучше жизнь досталась, чем была у родителей? Взрослые именно за это боролись. Разве мы сами хотим не в гору карабкаться, а прогуливаться по асфальтовой дороге?

Мама в последнее время стала чаще относиться ко мне, как ко взрослому, и мне теперь интересно с ней разговаривать… Ее очень уважают люди. Избрали недавно депутатом горсовета. И все она о ком-то хлопочет, кому-то помогает, с кем-то воюет. Вчера сказала: „Люблю, когда некогда“. Ее просто невозможно представить спящей после обеда или скучающей… Мне тоже хочется, чтобы всегда не хватало времени…»

 

На следующий вечер, когда они вдвоем были на кухне, Сережа вдруг спросил Раису Ивановну:

— Ты в меня веришь?

Она погасила улыбку: «Опять о том же».

— Верю.

— А почему вчера сказала папе: «Из него человека не получится»?

— В раздражении и даже отчаянии. Я просила тебя сходить за маслом, а что ты ответил?

— Дочитаю книгу — пойду.

— Но мне надо было масло немедля, а ты сказал: «Не могла раньше подумать».

— А что ты мне ответила?

— Что не дам обедать.

— Все же ты слишком часто раздражаешься.

— Надо иметь железную выдержку, чтобы с тобой не раздражаться.

— Вот и совершенствуйся, — снисходительно ответил он.

Быстрый переход