— Это значит, — заорал Каладин, — выметайтесь из казармы и становитесь в шеренги! Вы это сделаете, клянусь бурей, или я вас вытащу одного за другим собственными руками!

Сил спорхнула откуда-то и опустилась на его плечо, с интересом наблюдая за происходящим. Несколько мостовиков сели, продолжая растерянно пялиться на него. Другие повернулись спиной и поплотнее закутались в одеяла.

Каладин тяжело вздохнул:

— Ну хорошо…

Он вошел в комнату и выбрал худощавого алети по имени Моаш. Это был сильный мостовик; Каладину требовался пример, и кто-нибудь тощий вроде Данни или Нарма не подходил. Кроме того, Моаш был одним из тех, кто перевернулся на другой бок, собираясь и дальше спать.

Каладин схватил Моаша за руку и потянул, напрягая все силы. Мужчина вскочил. Молодой — вероятно, ровесник Каладина, — с ястребиным лицом.

— Иди в бурю! — зарычал он, выдергивая руку.

Каладин ударил Моаша в живот, намеренно лишая возможности дышать. Тот охнул от боли, согнулся пополам, Каладин закинул мостовика на плечо.

И чуть не упал от тяжести. К счастью, бег с мостом был хоть и жесткой, но действенной тренировкой силы. Конечно, слишком мало мостовиков доживали до того момента, когда можно было этим воспользоваться. И все портили непредсказуемые промежутки между вылазками. Они были частью большой проблемы: мостовые расчеты, как правило, либо сидели без дела, либо выполняли черную работу. А потом вновь должны были бежать много миль с мостом на плечах.

Он вынес потрясенного Моаша наружу и свалил на камень. Лагерь вокруг уже проснулся, плотники прибыли на лесной склад, солдаты бежали трусцой на завтрак или тренировку. Другие мостовые расчеты, разумеется, еще спали. Им часто позволяли спать допоздна, если только не приходилось с утра тащить мост.

Каладин оставил Моаша и вошел обратно в казарму с низким потолком:

— Я с каждым сделаю то же самое, если придется.

Не пришлось. Потрясенные мостовики выбрались на свет, моргая. Большинство подставляли солнечному свету голую спину, будучи в одних штанах до колен. Моаш не без труда поднялся, потирая живот и бросая на Каладина сердитые взгляды.

— В Четвертом мосту грядут перемены, — объявил Каладин. — Во-первых, вы больше не будете дрыхнуть так долго.

— И что же мы будем делать вместо этого? — требовательно спросил Сигзил.

У него была темно-коричневая кожа и черные волосы, что свидетельствовало о его принадлежности к макабаки, из юго-западной части Рошара. Единственный мостовик без бороды, и, судя по мягкому выговору, скорее всего, азирец или эмули. Чужестранцы в мостовых расчетах никого не удивляли — те, кому не удалось никуда вписаться, часто попадали в армейскую помойку.

— Отличный вопрос, — сказал Каладин. — Мы станем упражняться. Каждое утро, перед тем как нас отправят на работу, мы будем бегать с мостом, чтобы практиковаться и становиться крепче.

В ответ на это многие лица помрачнели.

— Я знаю, что вы сейчас думаете. Разве наши жизни недостаточно суровы? Разве нам нельзя расслабиться в те краткие моменты, которые иной раз выпадают?

— Ага, — согласился Лейтен, высокий крепыш с курчавыми волосами. — Это точно.

— Нет! — рявкнул Каладин. — Вылазки с мостом выматывают нас, потому что мы бо́льшую часть времени бездельничаем. О, я знаю, нас заставляют работать — осматривать ущелья, чистить нужники, драить полы. Но солдаты не хотят, чтобы мы по-настоящему трудились, — им просто нужно нас занять. Поручая нам какое-нибудь дело, они про нас забывают. Поскольку я теперь ваш старшина, моя задача — сохранить вам жизнь. Стрелы паршенди никуда не исчезнут, поэтому я буду менять вас.