Еще в той армии. Ты всегда находил молодых и неопытных новобранцев и защищал их, даже если самому приходилось рисковать. Я помню. Очень смутно, но помню.
— Я их подвел. Теперь все мертвы.
— Не будь тебя, они погибли бы куда быстрее. Ты сделал так, что в армии у них появилась семья. Я помню их благодарность. Она-то меня и привлекла. Ты им помог.
— Нет. — Каладин сжал в пальцах черногибник. — Все, к чему я прикасаюсь, вянет и умирает.
Он стоял на самом краю, покачиваясь. Где-то далеко гремел гром.
— Эти люди в мостовом расчете, — прошептала Сил. — Ты бы мог им помочь.
— Слишком поздно. — Он закрыл глаза, вспоминая мертвого парнишку, которого видел днем. — Уже слишком поздно. Я потерпел неудачу. Они мертвы. Они умрут, и с этим ничего не поделаешь.
— Может, стоит еще раз попытаться? — Ее голос был тихим, но каким-то образом звучал громче бури. — Хуже ведь не будет.
Юноша замер.
— Каладин, в этот раз ты не проиграешь. Ты сам сказал. Они все равно умрут.
Он подумал о Тьене, о его мертвых глазах, глядящих в небо.
— Я не понимаю бо́льшую часть твоих слов, — продолжала Сил. — У меня все в голове путается. Но по-моему, если ты так боишься причинить людям боль, тебе не стоит переживать за мостовиков. Разве ты можешь им чем-то навредить?
— Я…
— Каладин, еще один раз, — прошептала девушка-спрен. — Пожалуйста.
Еще один раз…
Люди, ютящиеся в бараках, не имеющие ничего, кроме единственного одеяла. Они боятся бури. Боятся друг друга. Боятся того, что принесет следующий день.
Еще один раз…
Он подумал о том, как плакал из-за смерти мальчишки, которого даже не узнал. Которому даже не попытался помочь.
Еще один раз.
Каладин открыл глаза. Он замерз и промок, но где-то внутри его вспыхнул огонек решимости, похожий на теплое пламя свечи. Пальцы сжались, раскрошив лист черногибника, и высыпал крошки в провал. Юноша опустил руку, на ладони которой сидела Сил.
Она взмыла в воздух, взволнованная:
— Каладин?
Он зашагал прочь от ущелья, шлепая босыми ногами по лужам, небрежно ступая по лозам камнепочек. Склон холма покрывали плоские растения, похожие на пластины сланца, соединенные попарно и отороченные пышной кружевной бахромой из красных и зеленых листьев, что раскрылись навстречу дождю, точно книги. Спрены жизни — зеленые огоньки, ярче Сил, но маленькие, как споры, — танцевали вокруг растений, увиливая от дождевых капель.
Каладин шел вперед, вода струилась мимо него речушками. На вершине холма он повернул ко двору, где лежали мосты. Там по-прежнему никого не было, кроме Газа, который привязывал на место сорванный брезент.
Каладин преодолел бо́льшую часть разделявшего их расстояния, прежде чем жилистый сержант его заметил и нахмурился.
— Струсил, лорденыш? Что ж, если думаешь, что я отдам…
Газ поперхнулся, когда Каладин бросился вперед и схватил его за шею. Сержант поднял руку в изумлении, но Каладин отбил ее и повалил его на каменистую, залитую водой землю. Раздался громкий всплеск. Газ вытаращил глаза от потрясения и боли и задергался, когда пальцы Каладина сжались на его горле.
— Газ, мир только что изменился, — проговорил Каладин, наклоняясь поближе. — Я умер в том ущелье, и теперь тебе предстоит иметь дело с моим мстительным призраком.
Сержант извивался, отчаянно высматривая помощь, но никого вокруг не было. Каладин удерживал его без особого труда. Кое-что полезное нашлось и в вылазках с мостами: если сумеешь выжить, здорово укрепишь мышцы. |