Старшим сестрам нестерпимо хочется понять, почему их оттеснили на задний план. Причину они ищут в том что ближе всего, — в своем теле. Внимательно его изучают, трогают плоские еще груди, животы, худенькие ляжки. Изучают лицо, руки, глаза, зубы, волосы — и не находят изъяна. Но тем не менее чувствуют, что их телу недостает совершенства и законченности. По сравнению с телами братьев собственные тела кажутся им замкнувшимися в себе, невыразительными, недоразвитыми. Даже позднее, когда начинает расти грудь, болезненно набухшие соски для них — весьма приблизительное свидетельство силы.

Что можно сделать со столь несовершенным телом? С телом, словно бы по определению худшего сорта? С телом, которое с возрастом только выпячивает свои особенности, полнея и округляясь в тех местах, где должно оставаться твердым и плоским? С телом, от которого нельзя избавиться, хотя, возможно, оно того и заслуживает?

Надо придать этому телу ценность. Надо его мыть, натирать благовониями, поглаживать и похлопывать, чтоб оно было ядреным. Надо его украшать замысловатыми прическами, хотя вечером волосы все равно придется распустить. Надо наносить на лицо белила или румяна — в зависимости от моды. Надо с утра до вечера заниматься своим телом. В конце концов в этом обнаружится своя приятность, и перед зеркалом прозвучит несмело: я красива, мое тело красиво, мое тело — это я.

Итак, старшие сестры находят хитрый способ возместить то, в чем им было отказано в прошлом. Их тело становится единственной компенсацией за все беды. А также объектом их собственной любви и привязанности. Тем, что недополучили, они теперь обеспечивают себя сами. Отождествляют себя с телом и попадают от него в зависимость. Не толстеют, не седеют, долго не стареют, понимая, что стоят ровно столько, сколько стоит их тело. Любимого мужчину одаряют тем, что сами ценят превыше всего, — своим телом. Отдаются на алтаре своего тела и от любовника ждут восторженного принятия этого дара.

Мужчины, однако, большие мастера все разграничивать. Они разделяют то, что старшим сестрам кажется единым и неделимым, — отсекают тело от чувств, от разума, от души. Создают иерархию значимости. И потому, стремясь к обладанию телом старших сестер, называют это похотью и чувственной, плотской любовью. Большинство мужчин с этой исходной позиции начинают свои многообразные, безадресные поиски.

Вероника надела темно-голубое платье и в завершение наклеила на щеку бархатную мушку. Когда Нинон вышла, она открыла ключиком шкатулку и достала все свои украшения и деньги. Денег было немного: Вероника исправно помогала родителям и младшему брату, который, подросши, из всеобщего любимца и надежды семьи превратился в типичного для бедняцких кварталов шельму. Вероника собиралась к жившему в районе церкви Святого Евстафия банкиру по фамилии Пелетье, чтобы заложить у него драгоценности и купить дорожные векселя.

Правда, ей как будущей супруге самого шевалье д'Альби не пристало заботиться о деньгах, но она предпочитала иметь свои. Хотя бы на подарки.

В последние дни августа Париж сменил свое обличье — теперь это был усталый город. Грязь давно уже превратилась в сухую пыль, покрывавшую все пепельно-серой патиной. Богатый квартал близ Святого Евстафия выглядел несколько лучше. Его, вне сомнения, оживлял блеск заботливо собираемых и лелеемых тут денег.

— Господин д'Альби, когда был у меня позавчера, упомянул, что собирается по делам в Испанию. Насколько я понимаю, вы будете ему сопутствовать. — Пелетье явно нелегко было найти нужный тон в беседе с любовницей знатного шевалье.

— Совершенно верно, — сказала Вероника, изо всех сил стараясь вести себя как дама.

— Путешествие в Испанию — приятная прогулка. Испания сейчас наш союзник.