— Доволен?

— Нет, но я бессилен что-либо сделать.

Гавриил улыбнулся. В космическом пространстве появилась труба, напоминающая формой земной музыкальный инструмент, но ее отполированные до блеска золотые бока простирались от Земли до самого Солнца. Труба приблизилась к прекрасным сверкающим губам Гавриила.

— Ты бы не мог немного повременить, чтобы я успел встретиться с Советом? — в отчаянии спросил Этериил.

— Что это даст тебе? Акт скрепил печатью сам Глава, а тебе хорошо известно, что любые акты, скрепленные печатью Главы, приняты окончательно и бесповоротно. А теперь, если не возражаешь, наступает условленный момент, и мне бы хотелось поскорее покончить с этим. У меня еще куча всяких дел, и намного более важных, чем это. Будь добр, посторонись немного! Благодарю.

Гавриил дунул, и всю Вселенную до самой дальней звезды заполнил совершенный по чистоте и тону нежный тонкий звук, ясный и прозрачный, как хрусталь. И пока раздавался этот трубный звук, наступила краткая пауза хрупкого равновесия — столь же мимолетная, как миг, отделяющий прошлое от будущего; а затем свиток миров, коллапсируя, свернулся, и материя снова вернулась в тот первозданный хаос, из которого она однажды возникла по одному слову. Звезды и туманности исчезли, как исчезли космическая пыль, солнце, планеты, луна — все и вся обратилось в ничто, кроме самой Земли, которая, как и прежде, кружилась во Вселенной, но теперь уже в полном одиночестве.

Р. Е. Манн (известный всем, кто его знал, просто как Р. Е.), беспрепятственно пройдя в служебные помещения фабрики «Битсы Билликана», с неодобрением уставился на высокого человека, сосредоточенно склонившегося над грудой бумаг на письменном столе (он был излишне костляв, но благодаря аккуратным седым усам в нем еще чувствовалось былое изящество, хоть и немного поблекшее).

Р. Е. взглянул на свои наручные часы, которые все еще показывали 7.01 утра. Именно в это время они и остановились. Время, естественно, соответствовало Восточному поясу; если же считать по Гринвичу, то часы остановились в 12.01. Пристальный острый взгляд его темно-карих глаз над выступающими скулами встретился со взглядом сидевшего напротив человека.

Какое-то мгновение взор высокого человека оставался безучастным. Затем он проговорил:

— Что вам угодно?

— Гораций Дж. Билликан, полагаю? Владелец этого предприятия?

— Да.

— Я — Р. Е. Манн. Когда я наконец застал кого-то за работой, то не удержался, чтобы не остановиться и не зайти сюда. Разве вы не знаете, какой сегодня день?

— Сегодня?

— День воскрешения мертвых.

— Ах да. Конечно знаю. Я слышал трубный глас. Такой действительно поднимет мертвых на ноги… Довольно неплохое звучание, как по-вашему? — Он хихикнул. — Он разбудил меня в семь утра, — продолжал он. — Я толкнул жену; Она, конечно, спала как убитая и не слышала трубы. Я всегда говорил ей, что она проспит все. «Седьмая труба, дорогая», — сказал я ей. Гортензия — так зовут мою жену — ответила: «Хорошо» — и снова заснула. Я принял ванну, побрился, оделся и пришел на работу.

— Но зачем?

— Почему бы и нет?

— Никто из ваших работников не пришел.

— Да уж, бедняги. Они впервые взяли себе выходной. Так что ничего удивительного. В конце концов, не каждый же день бывает конец света. Да и мне от этого, если честно, ничуть не хуже. По крайней мере у меня есть хотя бы возможность без помех навести порядок в своей личной корреспонденции. Телефон сегодня ни разу не звонил. — Он встал и подошел к окну. — А знаете, так даже намного лучше.