|
— Если ты этого не хочешь, то не надо.
Джек собрался уходить.
— Нет, лучше я расскажу. Ты должен знать. — Акико удержала его. — Сегодня день рождения моего брата.
— Дзиро? — удивился Джек.
Он не забыл веселого мальчугана, с которым подружился в Тоба год назад.
— Нет. У меня есть еще один брат. Его зовут Киёси. — В глазах девочки задрожали слезы. — Его больше нет с нами, поэтому я пришла на церемонию в храм. Сегодня ему бы исполнилось восемь.
«И Джесс восемь!» — подумал Джек, и в сердце вспыхнула мучительная тоска.
— В этот год я так по нему скучала, — продолжала Акико. — Потому и пришла искать утешения у одного из монахов.
Теперь Джек чувствовал себя вдвойне виноватым. Вот в чем причина ее таинственных исчезновений! Горе по умершему брату.
— Прости. Я не знал…
— Не надо просить прощения, — перебила Акико и поманила его к ступеням храма. — Давай вместе зайдем и помолимся за моего брата. А потом, когда придет время Хацухинодэ, заберемся на гору Хиэй.
Акико сильнее прижалась к Джеку, чтобы согреться.
Они сидели одни у стены разрушенного храма на краю Энрякудзи и смотрели вниз, на Киото, скрытый в дымке утреннего тумана. Оба дрожали — горные склоны дышали холодом, — но внутри у Джека было тепло.
Накануне они побывали в Храме умиротворенного дракона. Акико зашла к монаху, а потом они с Джеком вместе возложили на алтарь подношения и помолились за Киёси. Джек впервые почувствовал, что стал частичкой ее жизни. Перед ним словно бы отодвинули ширму, а за ней оказалось великолепное полотно, которое уже не сможешь позабыть.
Ночным исчезновениям Акико нашлось объяснение, и он перестал беспокоиться. Ему, конечно, казалось странным, что она выбрала в исповедники монаха со смертоносными, как мечи, руками. Но разве он, Джек, имел право ее судить? Мальчик по-прежнему не знал, как Акико научилась так ловко лазать по деревьям. Может, она и правда отличалась ловкостью с детства. Так или иначе, Джек был рад уже тому, что они с Акико снова друзья.
Перед рассветом они поднялись по крутому склону горы Хиэй и теперь ждали Хацухинодэ, первого рассвета в году.
— Первый день — ключ ко всему году, — сонно объяснила девочка. Ее дыхание туманным облачком заклубилось в холодном воздухе. — Это время начинаний. Мы вспоминаем ушедший год, отпускаем плохое, запоминаем хорошее, строим планы. Мы всегда уделяем особое внимание тому, что случается в первый раз, неважно, что это — посещение храма, первый рассвет или первый сон.
— А что особенного в первом сне? — спросил Джек.
— Он покажет, будет ли удача сопутствовать тебе в новом году.
Акико сонно посмотрела на него и зевнула. Усталость наконец взяла над ней верх. Однако лицо девочки, хоть и осталось бледным, после беседы с монахом утратило мертвенный оттенок. Новый день принес ей и новые силы.
— Счастливых снов, — прошептала Акико.
Она придвинулась поближе к Джеку и вскоре уснула, положив голову ему на плечо.
Джек сидел и слушал рассветный хор, а солнце нового года согревало их обоих первыми лучами.
Акико неподвижно лежала у подножия горы.
Но гору Джек не узнавал. Перед ним возвышался громадный черный конус вулкана с вершиной, покрытой снегом и льдом.
Джек стоял на каменистой тропе, которая причудливо извивалась, огибая трещины. На другом ее конце лежала Акико. В левой руке она сжимала большой зеленый лист. К ней бежали четыре скорпиона. Их шипастые хвосты подрагивали, черные бисеринки глаз горели злобой. Над ними в чистом небе парил, горестно крича, одинокий сокол. |