|
— Пустяки. Совершенные пустяки… А вот ты посмотри, какой получается удивительный виток. Из вертикали, — он стал показывать руками, — в плоскость Амальтеи и над самой экзосферой по инерционному эллипсу в точку встречи. И в точке встречи относительная скорость всего четыре метра в секунду. Максимальная перегрузка всего двадцать два процента, а время невесомости всего минут тридцать-сорок. И очень малы расчетные ошибки. — Ошибки малы, потому что тэта-алгоритм, — сказал Быков. Он хотел сказать штурману приятное: тэта-алгоритм был разработан и впервые применен Михаилом Антоновичем. Михаил Антонович издал неопределенный звук. Он был приятно смущен. Быков просмотрел программу до конца, несколько раз подряд кивнул и, положив листки, принялся тереть глаза огромными веснушчатыми кулаками. — Откровенно говоря, — сказал он, — совсем я не выспался. — Прими спорамин, Леша, — убеждающе повторил Михаил Антонович. — Вот я принимаю по таблетке через каждые два часа и совсем не хочу спать. И Ваня тоже. Ну зачем так мучиться? — Не люблю я этой химии, — сказал Быков. Он вскочил и прошелся по рубке. — Слушай, Миша, а что это происходит у меня на корабле? — А в чем дело, Лешенька? — спросил штурман. — Опять планетологи, — сказал Быков. Жилин из-за кожуха фотореактора объяснил. — Куда-то пропала Варечка. — Ну? — сказал Быков. — Наконец-то. — Он опять прошелся по рубке. — Дети, престарелые дети. — Ты уж на них не сердись, Лешенька, — сказал штурман. — Знаете, товарищи, — Быков опустился в кресло, — самое скверное в рейсе — это пассажиры. А самые скверные пассажиры — это старые друзья. Дай-ка мне, пожалуй, спорамину, Миша. Михаил Антонович торопливо вытащил из кармана коробочку. Быков следил за ним сонными глазами. — Дай сразу две таблетки, — попросил он. Планетологи ищут Варечку, а радиооптик узнает, что такое бегемот — Он меня выгнал вон, — сказал Дауге, вернувшись в каюту Юрковского. Юрковский стоял на стуле посередине каюты и ощупывал ладонями мягкий матовый потолок. По полу было рассыпано раздавленное сахарное печенье. — Значит, она там, — сказал Юрковский. Он спрыгнул со стула, отряхнул с колен белые крошки и позвал жалобно: — Варечка, жизнь моя, где ты? — А ты пробовал неожиданно садиться в кресла? — спросил Дауге. Он подошел к дивану и столбом повалился на него, вытянув руки по швам. — Ты убьешь ее! — закричал Юрковский. — Ее здесь нет, — сообщил Дауге и устроился поудобнее, задрав ноги на спинку дивана. — Такую вот операцию следует произвести над всеми диванами и креслами. Варечка любит устраиваться на мягком. Юрковский перетащил стул ближе к стене. — Нет, — сказал он. — В рейсах она любит забираться на стены и потолки. Надо пройти по кораблю и прощупать потолки. — Господи! — Дауге вздохнул. — Чем мы занимаемся! — Он сел, покосился на Юрковского и прошептал зловеще: — Я уверен, это Алексей. Он всегда ненавидел ее. Юрковский пристально поглядел на Дауге. |
