Все в муниципалитете казалось мне тем более милым, что я скоро собирался расстаться с ним. Я видел сейчас механизм органа местной власти таким, каков он есть, мог оценить его эффективность и слаженность. Теперь мне приходится слышать немало гадостей по адресу бюрократов из муниципалитета, но если бы каждое предприятие управлялось с такой же четкостью, как самый захудалый городской район, тогда американцам пришлось бы учиться у нас повышению производительности труда, а не наоборот. Мои мысли на эту тему складывались в небольшую, но очень убедительную речь на конференции НАСМПО и, когда делегаты кончили мне аплодировать,- а перестали они только потому, что выбились из сил и уже больше не могли хлопать,- я вернулся ко вчерашним счастливым новостям (добавим к ним тот факт, что я расстался с Элис, сохранив максимум достоинства и причинив ей и себе минимум боли) и принялся неторопливо перебирать подробность за подробностью, любуясь яркостью красок и сложностью узора.

Я только что кончил обставлять дом на шоссе Сент-Клэр и отправился на городской бал в новом «райли», где рядом со мной сидела Сьюзен, такая хорошенькая в пунцовом платье, что всем мужчинам на балу предстояло сгорать от любви к ней и зависти ко мне, когда в комнату вошел Тедди Сомс.

– Я слышал, что вы завтракали с Брауном в среду,- заметил он.- Покидаете нас ради сочных пастбищ частного предпринимательства?

– Возможно.

– Порекомендуйте меня, ладно? Я могу подделать статью расхода не хуже всякого другого.

– Всем своим умением подделывать счета я обязан мистеру Эдварду Сомсу, старшему бухгалтеру муниципалитета в Уорли. Такая рекомендация вас устраивает?

– Чего же лучше! Ну, Лэмптон, пока вы еще не ушли, мы заставим вас поработать за наши денежки: извольте просмотреть эти счета!

Он хотел сказать последние слова с притворной строгостью, но в них прозвучала злость. Я ухмыльнулся и поправил упавшую на лоб прядь.

– Слушаю, хозяин. Сию минуту.

Он подал мне кипу счетов и сигарету.

– Жду взамен коробку гаванских сигар.- Вдруг он нахмурился.- Вас, кажется, нисколько не трогает судьба Элис Эйсгилл,- заметил он.- Или вы ничего не знаете?

– А что с ней?

– Она умерла.

«Боже милосердный,- подумал я,- она наложила на себя руки и оставила записку, обвиняя меня во всем. Это конец. Это бесповоротный конец всех моих надежд». Глаза у Тедди были светлоголубые, словно выцветшие; сейчас они неумолимо впивались в мое лицо.

– Вы ведь были с ней хорошо знакомы, правда?

– Очень,- сказал я.- А как она умерла?

– Разбила машину о стену на вересковой пустоши. Она весь вечер пила в «Кларенсе» и в «Сент-Клэре». В «Сент-Клэре» ей даже отказались подать еще.

– И тем не менее хозяин позволил ей сесть за руль и уехать одной,- сказал я.- А деньги за вино брать не постеснялся – вот она и разбилась.- Едва ли было справедливо винить старика Берта, но я просто должен был что-то сказать.

– Она гнала с бешеной скоростью,- заметил Тедди.- Говорят, что автомобиль сплющило вот так,- он загнул пальцы,- и по всей дороге тянулся кровавый след. Ее нашли только сегодня утром.

– Где же именно это случилось?

– На проселке Корби. Ну, там, к северу от города, за Воробьиным холмом. Такая глушь, где никто не бывает. Не понимаю, что ей там понадобилось, да еще ночью!

– Я тоже,- сказал я.