– Идем,- сказал он.- Идем, Мэйвис.

– Отвяжись,- сказала она.- Нам было так хорошо, пока ты не явился.

Она вынула пудреницу и принялась пудрить нос. Он схватил ее за руки.

– А ну, брось! – сказал он.- Я не по своей вине опоздал. Меня оставили на сверхурочную.

Я смотрел на него, раздумывая, уступить ему девушку или нет. Как ни был я пьян, мне вовсе не хотелось, чтобы меня избили в кабаке на Бирмингемском шоссе. Но он не был призовым боксером: правда, он не уступал мне в росте, однако шириной плеч он был обязан ватной прокладке и в нем чувствовалась какая-то слабина,- словом, один из тех, кто живет всю жизнь с незатвердевшими костями.

– Не приставай к ней,- сказал я,

– А ты кто такой?

– Джек Уэйлс.

– В первый раз слышу.

– Так оно и должно быть.- Я поднялся.- Ты слышал, что я сказал.- Моя рука, словно сама по себе, обшаривала стол, пока не наткнулась на пустую пивную кружку.

Кругом стояла такая тишина, что можно было услышать, как пролетит муха. За соседним столом сидели пожилые супруги, одетые довольно бедно, но прилично,- они бросали на нас испуганные взгляды. Муж был маленький и костлявый, а у жены был крошечный рот пуговкой и очки в светлой роговой оправе. Помню, что мне стало их жаль, и в то же время во мне нарастала ярость, такая же холодная и тяжелая – и в потенции такая же зазубренная и смертоносная,- как пивная кружка.

– Отпусти ее руки!

Я поднял пивяую кружку, словно собираясь ударить ею об стол. Он разжал пальцы, и девушка вырвала у него руку. Пудреница упала, и над ней поднялось маленькое облачко пудры. Он повернулся и, не сказав больше ни слова, вышел. В зале возобновился обычный шум, и все случившиеся было тотчас забыто.

– Я вовсе с ним и не гуляю, Джек,- сказала она.- Надоел он мне до смерти. Думает, что может мною командовать, потому лишь, что я раза два ходила с ним на танцы.

– Зато он нас познакомил,- заметил я.- Мэйвис. Это имя очень идет тебе, детка.

Она погладила меня по руке.

– Как ты это хорошо сказал.

– А с тобой легко говорить хорошо.

– Я еще никого не встречала красивей тебя. И как ты шикарно одет.- Она пощупала мой пиджак. Это был новый серый костюм, сшитый из той материи, которую Элис подарила мне пять месяцев назад.- Я ведь работаю на текстильной фабрике и разбираюсь в материале.

– Если этот костюм тебе нравится, Мэйвис, я буду носить только его,- сказал я.

Язык у меня начал заплетаться.- Мне так хорошо с тобой, ты так мила, умна и красива…- И я пустил в ход привычные приемы обольщения, слагая свою речь из обрывков стихов, названий песен, кусочков автобиографии и связывая их воедино золотым сиропом лести. Я отлично понимал, что все это было вовсе не обязательно: побольше рюмок джина и коньяка, побольше затяжек табачным дымом, обычная доза хороших манер – и я получу все, что мне надо; но я чувствовал потребность чем-то замаскировать животную грубость инстинкта, я должен был как-то облагородить неизбежные пятьдесять минут судорожного безумия, привнести в физиологическую потребность хоть чуточку тепла и нежности.

– Теперь моя очередь угощать, ладно? – сказала она после того, как мы выпили еще по две рюмки.

– Это не обязательно,- сказал я.

– Ты истратил уйму денег, я ведь знаю. Я не из тех девушек, которые стараются урвать побольше, Джек. Если мне нравится парень, так он мне нравится, даже если может угостить меня только чаем. Я сама прилично зарабатываю. На прошлой неделе я принесла домой шесть фунтов.

Я почувствовал, что на глаза мне навернулись слезы.

– Шесть фунтов,- сказал я.- Это очень много, Мэйвис. Ты скопишь себе хорошее приданое.

– Сначала надо найти жениха,- сказала она.