И вот она лежит, связанная по рукам и ногам, истерзанная, беспомощная, перед врагами, которые наслаждаются ее болью и страданиями. По их словам, это прекрасный пример власти Лиарта. Для них она — замечательная возможность вложить еще больше страха и ненависти в своих последователей, доказательство тому, что победа света — лишь обман. И нет у нее ничего, что она могла бы противопоставить лживым речам служителей зла: нет ни силы, ни сверкающего меча, ни горячего коня, ни возможности защитить даже саму себя.

Потом образ ее мечты перестал дрожать и расплываться в дымке. Пакс яснее прежнего увидела паладина на сверкающем коне. В конце концов, никто на свете не хочет страданий, не хочет стать жертвой заговора черных сил, жертвой предательства, никто не желает ни себе, ни кому-либо из близких таких мучений, какие выпали на ее долю. Ее детские страхи, пусть и оставшиеся с нею на всю жизнь, ничем не отличались от страхов, испытываемых другими. Людям свойственно бояться боли, одиночества и отчаянной тоски, точно так же, как им свойственны тяга к деньгам, к комфорту, желание любить и быть любимыми, простое желание по вкусу посолить пищу. Это Пакс осознала, живя у киакдана. А сейчас, на пороге смерти, она в конце концов признала за собой право испытывать эти человеческие страхи. Она поняла, что не должна отрицать их в себе, а должна лишь побеждать, преодолевать их в глубине своей души.

И в этом — Пакс не могла не понимать — мечта сбылась полностью. Она реализовывалась не в преодолении сугубо эгоистического страха за себя и стремлении защитить только себя саму, но создавалась постепенно с целью выступить на стороне добра, защищая других. И за эту мечту, как бы далека и недостижима она ни казалась в эти страшные минуты, стоило еще побороться до последнего вздоха. Прекрасный образ непобедимого героя вовсе не уводил сознание от страха, как типичная мечта о власти и силе, но в ее случае уже исполнившаяся мечта в жизни Пакс вновь обращала ее к тому самому страху. Вся ее жизнь, весь узор, раскрашенный яркими красками, был похож на прекрасную песню, на символическое дерево жизни, о котором рассказывал ей киакдан под кронами священной рощи. Корни этого дерева уходили в толщу страхов; отчаяния, набирались сил в смерти друзей, опутывали кости павших, впитывали в себя пролитую кровь. А где-то высоко-высоко наверху сверкали на солнце мирные весенние листочки и яркие лепестки цветов. И чтобы стать такой цветущей веткой, непременно нужно питаться теми же самыми страхами. А значит, уметь находить их в себе, направлять и использовать себе во благо, но не отвергать и не отбрасывать.

Эти мысли привели ее к видению нового образа. И Пакс не узнала себя. Кто она теперь? Какая она? Этого она не смогла бы сказать даже самой себе. Словно несколько четко очерченных "я" появились в ее внутреннем мире, таинственным образом разделенные и в то же время неразрывные. Пленница своего терзаемого тела, она оставалась все тем же ребенком, воспринимавшим каждую новую пытку как волну невыносимой боли, каждый стон, вызываемый этой болью, — как новое унижение. Опытный, много повидавший на своем веку солдат с сочувствием смотрел на это тело, которое постепенно отступало под натиском истощения и невыносимой боли, как сдавалось бы любое тело: чье-то чуть раньше, чье-то чуть позже.