Вейл попытался отползти, но боль в шее стала невыносимой, и он свернулся дрожащим калачиком. Первое чудовище, наконец, рухнуло в дальнем конце улице. Его доспех раскололся и трещал слепящей золотой аурой. Второе воин подошел, чтобы покончить с ним. В руках он держал тяжелый посох, увенчанный черепом и украшенный полосками кожи. Пятка посоха опустилась на шею монстра, пронзила мешки из плоти и вонзилась в пыль. Монстр еще несколько секунд в бессильной ярости сжимал кулаки. Он испустил дух, пуская грязную пену из крови и жидкости и проклиная на языке, который Вейл не понимал.

Он чувствовал, что теряет сознание. Боль была жуткой. Сердце колотилось, как пойманная в ловушку птица. Когда Вейл почувствовал прикосновение руки к своему плечу, он инстинктивно попытался отпрянуть, но даже это ему не удалось. Он поднял глаза и шокировано уставился на человеческое лицо, наполовину скрытое дыхательной маской. Это была пожилая женщина, затянутые назад седые волосы открывали тонкие черты лица. В схватке таких ужасных существ он даже не заметил ее. На ней была серо-зеленая форма армейского генерала, а к груди приколото изображение аквилы.

Незнакомка была обеспокоена.

– Ашелье? – спросила она, пытаясь не дать Вейлу упасть. – Где он?

Не будь он в таком плохом состоянии, то рассмеялся бы.

«Кто знает? Кто знает, где этот ублюдок закончил жизнь? Если бы я знал, думаешь, все еще сидел бы в этом чертовом мире?»

Но он не мог говорить. Он повис у нее на руках. Его накрыло удушающим покровом головокружения, и он почувствовал, что теряет сознание.

Какой-то миг он гадал: умирает ли. Если да, то это, наверное, к лучшему. Что теперь осталось, помимо всего того, что они пытались сделать?

Затем в глазах потемнело, боль ушла, и он провалился в блаженное забытье.

Глава 7

Шибан посмотрели на свои руки и ноги, избавленные от брони и освещенные пламенем церемониальных свечей. В нишах дуэльной комнаты медленно горели курильницы, источая аромат священных масел. Воин расслабленно держал деактивированную гуань дао.

Между обнаженными мышцами, сросшимися с краями черного панциря и все еще густо покрытыми рубцовой тканью, блестел металл. Белая роба, которую носил воин, ничуть не скрывала весь набор его аугметики: исчезли предплечья и икры, бедра усеивали поршни и фиксаторы, а шея превратилась в нагромождение блокировочных клапанов. Из глубин корабля доносился гул двигателей, несущих его через вечно неспокойный эфир.

Во мраке висели знамена, на которых каллиграфическим письмом были нанесены названия битв братства. Ритуальные имена отмечали прежние славные победы с кульминацией на Чондаксе и до решающего перелома на Просперо. После этого символы указывали чаще поражения или пирровы победы, которые в конечном итоге не дали никаких плодов. Их вид свидетельствовал о медленном упадке некогда гордых традиций. В прошлом знамена создавали с почти безграничным усердием, но сейчас не находилось времени, чтобы изготовить их должным образом, поэтому строки были торопливыми и несовершенными.

Все делалось, как и прежде, но уже без души. Дым курильниц был ее лишен в той же мере, что и холодный воздух – песен.

Шибан снова сделал выпад глефой, повторяя движения в схватке с чемпионом III Легиона. Он уже проделал это с дюжину раз, пытаясь найти совершенную ошибку. Пока у него ничего не выходило. Его враг просто был лучше: быстрее, сильнее, с лучшими инстинктами.

Ничего нового он уже не узнает, только подтверждение своей слабости.

Хан догадывался, что бы в этой ситуации сделал Есугэй. Грозовой пророк одним неодобрительным взглядом заставил бы его вернуться в тренировочные залы, снова и снова, пока изъян не был бы исправлен.