Влада молчала. «Не дождешься ты от меня, дрянь серая, ни звука, ни просьбы».

— Тебе что-нибудь нужно? — поинтересовался Ротмистров после непродолжительной паузы, и тогда она не выдержала:

— От тебя — ничего. Никакие деньги тебе не помогут, человеком не сделают. Был червяком, червяком и сдохнешь, а мне от червяков не надо ничего.

Под напускным самодовольством Ротмистрова полыхнула ярость, глаза блеснули.

В точку! Влада отвернулась и встала посреди клетки. Пульс от злости участился, кровь пульсировала в висках, заглушая завывания хамелеона. Если не можешь дотянуться до рожи, бей по больным местам, запрятанным в тайники души. Она без труда узнавала бывших шестерок, вечно гонимых — не «альф», а «омег», которым всякими правдами и неправдами удалось выбраться наверх. Над ними издевались одноклассники, их гнобили отцы, старшие братья, начальники, презирали и бросали женщины. Обретая власть, бывшие шестерки начинают мстить всему миру. Ротмистров напоминал шестерку, побившую туза.

«Не оборачиваться, не реагировать. Не видеть его рожу!»

Когда Влада успокоилась, Ротмистров уже удалился.

«Значит, отец позвонил ему. Черт! Добрый, наивный папа, что же ты наделал! Подписал смертный приговор и себе, и дочери!» Прислонившись к решетке, Влада села и уткнулась лицом в колени.

Через некоторое время за ней пришли два незнакомых, стриженных под машинку парня. Отперли клетку, схватили девушку под руки и поволокли к выходу.

В соседней клетке бесновался хамелеон, похожий на упыря. Влада безумно ему завидовала: пусть за решеткой, пусть такой уродливый, он будет жить, а в ее песочных часах осталось жизни на несколько десятков минут.

На стадионе было холодно. Ветер гулял по футбольному полю, забирался под одежду, с серого неба сыпала ледяная крошка. Под ногами лежала пожухлая, прихваченная первым морозцем трава.

«Лужники», когда-то главная спортивная арена столицы, уже давно превратились в заброшенную руину — гигантский котлован, где обитали немногочисленные бомжи, цыгане и дельцы черного рынка. Футбольное поле заросло сорняками по колено, под трибунами развернулся стихийный базар, а ВИП-ложи облюбовали местные банды.

Лучшего места для встречи и желать было нельзя.

Первым шел Фидель. Он держал руки в карманах анорака, и по осанке его, по сутулости, по нервному подергиванию плечами даже новичку было понятно, что в карманах у него оружие и Фиделю не терпится пустить его в ход.

Следом двигался Данила Астрахан. У него руки были скованы за спиной — и не какими-то пластиковыми наручниками-стяжками, которые при наличии физической силы можно просто разорвать, как следует стукнув связанными руками о собственное тело, а старыми добрыми металлическими браслетами, застегнутыми, согласно полицейской инструкции, замочными скважинами кверху во избежание киношных фокусов с отмычками, канцелярскими скрепками и прочей ерундой.

Это было сделано нарочно — на случай, если Ротмистров или кто-то из его подручных захочет проверить, насколько качественно скован пленник. На вид все было добротно и туго застегнуто. Чего видно не было, так это тех зубцов внутри браслета, которые не дают ему расстегнуться и которые Данила стесал напильником. Чтобы освободиться, достаточно было встряхнуть руками…

Конвоировал заложника Сева, грозно, но неумело державший автомат стволом к небу.

Местом встречи назначили центр футбольного поля. Ротмистров, естественно, опаздывал.

— А если он не придет? — заволновался Фидель.

— Придет, — уверенно сказал Данила. — Никуда не денется, я ему нужен.

Он не ошибся. Минут через пять из служебного выхода на поле ступили трое.