– Шейн Эверт.

– Ты сказал, что слышал, как Лаа Эхон разговаривает с одним из офицеров. Как ты оказался рядом?

– Я ждал, чтобы передать донесения.

– И Лаа Эхон обсуждал все прямо в твоем присутствии - это ты и пытаешься рассказать нам?

– Они не замечают и не слышат нас, пока мы им не понадобимся,- с горечью проговорил Шейн.- Мы мебель… или домашние зверушки.

– Это ты так считаешь,- заметил Питер.- На каком языке говорил Лаа Эхон?

– На алаагском, конечно.

– И ты так хорошо его понял, что решил - есть возможность заставить его считать, что нужный им человек - это не Мария, а кто-то другой?

– Я же говорил вам.- Гнев утих, и на Шейна опять стала наваливаться гнетущая усталость.- Я переводчик. Я - один из спецгруппы Лит Ахна, людей-переводчиков.

– Ни один человек в сущности не в состоянии говорить по-алаагски или понимать этот язык,- проговорил человек с трубкой по-баскски.

– Большинство не могут,- ответил Шейн, тоже по-баскски. Усталость привела его в такое оцепенение, что он с трудом осознавал, что меняет языки.- Говорю вам, что я вхожу в очень специальную группу, принадлежащую Лит Ахну.

– Что это было? Что ты сказал, Джордж, и что сказал он? - Питер переводил взгляд с одного на другого.

– Он говорит по-баскски,- проронил Джордж, уставившись на Шейна.

– Насколько хорошо?

– Хорошо…- Джордж сделал над собой усилие.- Он… очень хорошо говорит по-баскски.

Питер повернулся к Шейну.

– На скольких языках ты говоришь? - спросил он.

– На скольких? - тупо повторил Шейн,- Не знаю. На восьмидесяти или, может, девяноста я говорю хорошо. Из многих других я знаю несколько слов.

– И ты говоришь по-алаагски, как один из них? Шейн рассмеялся.

– Нет,- сказал он.- Я говорю хорошо - для человека.

– Кроме того, ты путешествуешь по всему свету в качестве курьера…- Питер повернулся к Марии и Джорджу.- Вы слушаете?

Мария проигнорировала его.

– Почему ты это сделал? Почему ты пытался спасти меня? - Она не спускала глаз с Шейна.

Вновь наступило молчание.

– Yowaragh,- без выражения произнес Шейн.

– Что?

– Это их слово,- сказал он.- Алаагское слово для такого состояния, когда «животное» вдруг теряет рассудок и оказывает сопротивление одному из них. Со мной это впервые случилось в Аалборге, когда я сорвался и оставил знак Пилигрима на стене под человеком, распятым на пиках.

– Ты ведь не думаешь, что мы поверим, будто это ты изобрел символ сопротивления пришельцам?

– Иди к дьяволу,- буркнул Шейн по-английски.

– Что ты сказал? - быстро проговорил Питер по-итальянски.

– Ты знаешь, что я сказал,- бешено отвечал Шейн, снова по-английски, в точности имитируя акцент лондонского округа, в котором вырос Питер.- Мне плевать, веришь ты мне или нет. Но перестань притворяться, будто умеешь говорить по-итальянски.

Щеки Питера покрылись чуть заметным темным румянцем, и в глазах на секунду появился огонек. Шейн верно разгадал его. Питер был одним из тех, кто может научиться говорить на иностранном языке достаточно хорошо, чтобы обманывать себя, будто говорит без акцента, но не говорит как носитель языка. Шейн затронул одно из его больных мест.

Но потом Питер рассмеялся, а румянец и огонек в глазах пропали.

– Поймал меня, ей-богу! Ты меня поймал! - сказал он по-английски.- Это просто здорово! Потрясающе!

«И ты никогда мне этого не простишь»,- подумал Шейн, наблюдая за ним.