– Будет виднее.

    – Ни к чему.

    – Зря.

    – Не хочу света.

    – Промахнешься.

    – Нет.

    – Неужели ты веришь во всю эту ерунду?

    – В вампиров? Это не ерунда.

    – Дай руку. Страшно вымотался я сегодня…

    – Я видел. Они хотели разгромить зал, но мэр не позволил, поставил охрану…

    – Меня еще не пытались достать?

    – Скоро начнут. Там их человек сорок собралось. Всё подходят. А я увидел, что машины твоей нет, ну и догадался…

    – Решил успеть раньше?

    – Зря ты говоришь, что это ерунда. Это правда.

    – Дурак ты, Юхан. Это просто еще один камень на душу. Конечно, загораться ты больше не сможешь…

    – Клин клином. Знаешь, сколько вампиров существует? Больше тысячи! Говорят, зять Канцлера – тоже бывший мутант.

    – Ладно, валяй.

    – Просто я не могу больше так, понимаешь?

    – А я могу? Я могу, да? По-твоему, я могу? А что делать?

    – Стать как все. Кастрировать себя. Или убить. Или продолжать терпеть. Выбирай. Выбор богатый.

    – Почему ты вернулся?

    – Откуда?

    – Из Японии. Работал бы там…

    – Не мог я там работать. Там страшно. Там еще страшнее, чем здесь. Не веришь… Они продолжают воевать, понимаешь? Они задались целью победить своих победителей, вытеснить с рынков, поставить на колени, перешагнуть через них. Это какая-то национальная паранойя. Больше жратвы, больше тряпок, больше машин, и никто не знает – зачем? Никто просто не спрашивает. Больше, лучше, моднее, мощнее, и на это уходят все ресурсы, все время и все силы, а кто пытается оглянуться, тот предатель. Они проели всю свою культуру, у них ведь было чем гордиться, а теперь они гордятся телевизорами и роботами… ну, не всю, так почти всю – и, главное, никто об этом не плачет… Очень страшно. Ты не был на фронте?

    – Нет, конечно.

    – А я вот успел. В четырнадцать лет. Это были последние дни Империи, уже ничего не сделать, но нас погнали под танки – зачем? Никто не знал, и сам этот гад не знал, бывают такие действия, как у курицы с отрубленной головой – может быть, это на самом деле так, с отрубленной головой? – но нас погнали под танки, и танки прошли сквозь нас, ни на минуту не задержавшись, и уже потом, в лагере, я задумался: зачем? Понимаешь, это ведь не просто глупость, это глубже… Так вот, там я временами ощущал то же самое. Тебе не надоело на полу?

    – Я же просил тебя: дай руку.

    – Извини, не расслышал…

    Тригас сунул в карман ненужный уже револьвер и помог Марту подняться.

    – По-моему, – сказал Март, – ты клевещешь на целый народ.

    – Это по-твоему, – возразил Тригас. – Я прожил там семь лет. Они продолжают воевать, они влезли в эту войну по уши, и они наверняка победят. Это и будет их конец. Конец великой нации. Мне не хотелось при этом присутствовать – хотя я присутствовал при этом целых семь лет.

    – Можно подумать, у нас лучше.

    – У нас еще можно бороться…

    Март покачал головой.