Возможно, для тебя это звучит как парадокс – неважно. Теперь настала пора вплести его нить в ткань Вселенной. Именно поэтому ты не погиб, а дошел. Ты поможешь это сделать. Ты донесешь свое прозрение до выживших. Возвращайся…»
– Вернуться? Но я вам не верю! Я точно знаю, что остался один! Я не хочу доживать свой век в одиночестве!
«Неважно, веришь ты или нет. У тебя все равно нет выбора. Выход открыт. Иди…»
Путник хотел возразить что‑то еще, но вернулась прежняя интенсивность золотистого свечения, и он невольно зажмурился. Свет снова стал настолько ярким, что проникал сквозь закрытые веки. Человек прикрыл глаза ладонью и невольно сделал шаг назад…
…Преображенский открыл глаза и судорожно вдохнул. Сердце колотилось, а на лбу выступила испарина. Он сел в кровати и взглянул на часы. Поспать удалось только сорок минут. Да и то, разве это был нормальный сон? Какой‑то бредовый кошмар, а не полноценный ночной отдых! Князь встал и подошел к широкому окну.
«Мир погиб, но выжил… Хотел сохранить свой вид… Выход уже открыт… Что это за намеки? И откуда?»
Ни о чем подобном Сергей никогда не слышал даже краем уха. А если не слышал, то откуда эти откровения взялись в подсознании? Ведь сон – это осмысление информации на уровне подкорки. При чем здесь тогда эти загадочные дебаты о рухнувших мирах? И о каком выходе‑пути шла речь? Уж не о том ли, что ведет к «другим звездам за облаками»? Гипотеза была почти убедительной. Сергей повертел ее так и эдак и пришел к выводу, что хитрый Ван Ли вполне мог заронить семена подобных размышлений во время беседы на террасе. Как это ему удалось, какими фразами, было отдельным вопросом, но факт искусного словесного программирования или даже гипнотического внушения был налицо. Китаец на самом деле сказал князю гораздо больше, чем услышал тот же Воротов или даже сам Сергей. Этот купец был действительно очень непростым фруктом. Ой каким непростым…
И все же Преображенский был почему‑то уверен, что Ван Ли не враг. Да, он действовал нетрадиционно, да, почти обманом, но ведь его внушения каким‑то образом стыковались с собственными переживаниями Сергея. Ведь он видел сон о золотистом свечении в пещере задолго до встречи с купцом. Не мог же тот волшебным образом повелевать снами незнакомых людей, да еще на расстоянии. Когда ватага Бородача бомбила Астраханку, китайца не было во дворце и вообще – на Каллисто. Значит, второй сон продолжил первый не по воле купца. Возможно, китаец наполнил их более‑менее понятным содержанием, но общий‑то фон оставался одним и тем же. Почему? Кем был этот путник и эти молчаливые телепаты? Что за сияние разливалось по той пещере? Как детали странных снов могут быть связаны с явью, в которой Ван Ли рассказал о таком же «золотистом огне»? Или все это бред и лучше выбросить его из головы? А если Воротов действительно найдет «текучий тор»? Что тогда? Начать верить «и снам, и карточным гаданьям, и предсказаниям луны»?
Преображенский поймал себя на мысли, что отчетливо сознает, насколько нелепа ситуация, когда взрослый мужчина вдруг начинает терзаться сомнениями по поводу мистических знаков и знамений, но то ли «программа» купца, то ли необычайная яркость и достоверность «двухсерийного» сна не давали ему успокоиться…
Видимо, эти смутные переживания и подтолкнули Сергея немного опередить события. К моменту возвращения экспедиции Воротова вся княжеская эскадра «Огненный шторм» уже завершала подготовку кораблей к походу…
***
… – Фляжку привез? – пожимая воеводе руку, спросил Преображенский.
– Четыре зонда и восемь манипуляторов в баранке этой оставил. – Воротов виновато улыбнулся. |