– О да! Довольно часто, поверьте мне. Но не сейчас, миссис Майклс. И вы сейчас нимало не запутались. Потому что паспорт, который я держу в руках, не ваш. Он принадлежит вашей сестре Катарине – Катарине Адамс. Вашей сестре, которая продолжает жить в Упсале. Вашей сестре, которая заявила шведским властям, что у нее украли паспорт, и подала заявление о выдаче нового. Просто! Видите ли, ваше имя вовсе не Катарина Адамс, не так ли, миссис Майклс? Ваше имя Карин Эрикссон.

Ее плечи внезапно обмякли, она производила впечатление человека, понявшего, что бесполезно протестовать, заявлять о своей невиновности.

Но Морс продолжал реализовывать свое преимущество, и констебль Райт (но не Льюис) сочла дальнейшие вопросы бестактными и неприличными.

– У вас очень красивые ноги – вы согласны?

– Что? – Инстинктивно она одернула юбку на один-два дюйма ниже.

– Вы знаете, – продолжал Морс, – когда я говорил с вами о нордическом типе женщин, то думал об этих фильмах, по которым и возникло бытующее везде представление о знаменитых сексуальных шведских старлетках. Тогда я часто ходил в кино.

– Вы хотите, чтобы я продемонстрировала вам стриптиз?

– Дело в том, что мой сержант и я – и я – имеем довольно сильное преимущество, поскольку получили возможность изучить ваш паспорт, если, конечно, он ваш...

Она уже дошла до предела.

– Что происходит? – взвизгнула она. – Пожалуйста! Пожалуйста, скажите мне! В чем вы меня обвиняете? Все вы?

Морс покорно сделал жест правой рукой в сторону Льюиса, и Льюис невыразительным, меланхолическим голосом прочитал обвинение:

– Миссис Карин Майклс – мисс Карин Эрикссон – я информирую вас, что вы находитесь под арестом по подозрению в убийстве некоего Джеймса Майтона, пополудни в воскресенье 7 июля 1991 года. Мой долг предупредить вас, что все, сказанное вами в присутствии трех полицейских офицеров, может с настоящего момента быть использовано в качестве доказательства в предстоящих слушаниях суда.

Морс встал и теперь стоял над ней.

– Вы можете ничего не говорить, во всяком случае некоторое время.

– Подразумевается, что вы обвиняете меня – меня? – в том, что я Карин, моя сестра. Сестра, которую убили.

– Вы все еще отрицаете это? – спокойно спросил Морс.

– Разумеется, разумеется, отрицаю!

– Вы знаете, а ведь мы можем доказать это. Шведские власти заявили нам, что обычно графа "примечания" в паспорте не используется – за исключением тех случаев, когда имеются очевидные приметы, которые могут помочь идентифицировать человека. В паспорте – в вашем, согласно вашим утверждениям, паспорте – этот раздел заполнен по-шведски. Мне было сказано, что там написано следующее: "Отчетливый диагональный шрам на внутренней части бедра выше левой коленной чашечки, длина восемь с половиной сантиметров, результат дорожного происшествия".

– Да? – она смотрела на главного инспектора, как будто хотела, побуждала, желала его доказательств обвинения.

– Итак, если вы имеете шрам в этом месте, то это доказывает, кто вы есть, не так ли? Но если не имеете... – если у вас его нет, тогда вы не являетесь сейчас и никогда не были раньше той женщиной, чьи приметы указаны в паспорте.

Карин Эрикссон, убийца Джеймса Майтона, в течение нескольких мучительно долгих секунд сидела совершенно неподвижно. Затем медленно, завораживающе, как высококлассная солистка стриптиза, сантиметр за сантиметром потянула вверх подол своей бежевой юбки, открывая обнаженную плоть внутренней части бедра.

Смотрела ли она на это глазами двух присутствующих детективов? Возбуждалась ли тайно от восхищенных взглядов мальчишек в школе в Упсале или преподавателей? Может быть, подобное на миг охватило ее даже от страсти грубого Майтона с крысиным лицом, который попытался изнасиловать ее в Витхэмском лесу и которого она столь хладнокровно убила?

На такой стадии любого дела Морс почти всегда чувствовал глубокую печаль – возбуждающая охота позади, и виновный оказался лицом к лицу с соответствующим возмездием.