Сосредоточившись, Андреа принялась осторожно, по одной распутывать врезавшуюся в его тело леску. Боль была мучительной. В свое время Шон смеялся над магией — и вот теперь магия отомстила ему.

«Нет, — сцепив зубы, подумала Андреа. — Я заставлю тебя подчиниться!»

Магия — неживой организм. Это сила, не обладающая разумом. Андреа пыталась совладать с ней, и та отчаянно сопротивлялась, словно коварный и умный враг.

Андреа попыталась мысленно представить себе ошейник в виде раскаленной добела полоски, кельтский узел на ней превратился в сгусток энергии. Когда в разгар схватки происходил сильнейший выброс адреналина, магия фэйри, почувствовав его, срабатывала как спусковой крючок, приводя в действие сильнейший разряд. Электричество, подкрепленное магией, причиняло невыносимые муки — такой ошейник никогда не выходил из строя, и его невозможно было снять. Конечно, Андреа все это знала, но теперь, увидев, как это происходит, воочию, ощутила настоящее бешенство.

Заклятие, наложенное на ошейник, было настолько сильным, что нечего было и пытаться его снять. Все, что она могла, — это ослабить его.

На это ушло намного больше времени, чем она рассчитывала, но в конце концов, пустив в ход свою целительскую магию, Андреа ухитрилась приглушить боль. Даже не открывая глаза, она видела, как тонкие щупальца, опутавшие тело Шона, обмякли одно за другим и наконец исчезли.

Из груди Шона вырвался долгий, прерывистый вздох. Когда Андреа открыла глаза, он смотрел на нее, и глаза его вновь были голубыми.

Увидев это, Андреа облегченно вздохнула и заулыбалась:

— Ну как? Получше?

Вместо ответа Шон, зарычав, впился губами в ее губы.

Где же и поговорить по душам, как не на крыльце за банкой пива? Вот и в этот вечером Лайам с Шоном, прихватив с собой пиво, устроились на крылечке.

Вернувшись домой, Шон рассказал обо всем Лайаму — старший, брат выслушал, кивнул, но ничего не сказал. И упорно молчал до самого вечера — только убедившись, что за окном темно, Лайам незаметно кивнул на дверь, дав Шону понять, что им нужно поговорить. Шон давно уже заметил, что Лайам никогда не действует очертя голову — сначала долго думает, взвешивает последствия и лишь потом принимает решение. Андреа, заметив, что Лайам собирается поговорить с братом наедине, ушла к себе, но перед уходом бросила на Шона многозначительный взгляд. И сейчас он ерзал от нетерпения, дожидаясь, когда брат отпустит его.

— Плохо, — наконец бросил Лайам.

— Согласен, — кивнул Шон.

Какое-то время братья молча потягивали пиво.

— О людях позаботились? — поинтересовался Шон.

— Отец позвонил. Можешь о них забыть.

— Они мертвы?

— Живехоньки, — хмыкнул Лайам. — Чуть в штаны не наложили со страха. Отец сказал, они готовы были руки ему целовать, лишь бы он отпустил их подобру-поздорову.

Шон, кивнув, молча поднес к губам банку с пивом.

— Думаю, это еще не конец, — продолжал Лайам.

— Угу.

— Каллум, кричавший, что не желает иметь ничего общего с людьми, нанял их, чтобы они устроили пальбу возле баров и ресторанов. Я сообщил вожакам других кланов о его происках. Не могу сказать, что они были в восторге. Но пока он находится под защитой своего клана. Они обещали не спускать с него глаз. Думаю, какое-то время он будет тише воды ниже травы. Жаль — я бы с радостью перегрыз ему глотку за то, что по его милости едва не погиб Эли.

— Я бы тоже. Не говоря уж о его семье.

Лайам покачал головой, зрачки его сузились, и он разом стал похож на огромного кота.

— Если с нашей подачи между кланами начнется война, прольются реки крови. Тогда люди ополчатся на нас, а крайними, как всегда, окажутся оборотни.