Что такое сегодняшняя диета, как не плохо замаскированная аскеза, умерщвление плоти своей? Что такое сегодняшние болезни? В большей своей части – умерщвление плоти своей. Что такое культ футбола? Все останавливается, все, телевидение транслирует исключительно футбол, по всему миру. Что это? Господа, что за событие – футбольный матч? Что такое спортсмен? Что такое стриптиз? Что такое порнография? Все это плоды хилого сознания, которое никак не может понять, почему оно хилое. Плесень на теле природы. Агрессивная плесень. Превращающая в плесень все живое вокруг себя.

Страсть и умозрение

Разум – это союз духа и плоти, если говорить строго. Это условие для бесконечной реализации каждой правды – правды бытия и правды смысла. А мы все время пытаемся найти лик в пустоте. Мы все время забываем великую восточную мудрость, что родиться в человеческом теле – огромная удача! Ибо благодаря телу дух приобщен к природе, к бытию.

Да, конечно, стихия, страсть может разнести все в щепки. Но и дух бесплотный, превратившийся в умозрение, способен уничтожить все живое, ибо что ему плоть? Противник, и все. И мы не вывернемся, никоим образом, пытаясь найти одно вместо двух. Пока не услышим таких людей, как Флоренский, пока не переживем необходимость соединения в себе бесконечных этих двух правд, не обретем полноты.

Следуя дальше за Флоренским как за религиозным мыслителем, можно прийти к такому выводу: дойдя до предела бытия, мы поймем, что предел бытия – это истина, и только дойдя до предела истины, мы поймем, что предел истины – это бытие. И тогда нам откроется Бог. И тогда мы поймем, что Микеланджело что-то про это знал. Тогда мы сможем прикоснуться к росписям Сикстинской капеллы. Ибо там бытие и смысл находят свое отражение в единстве.

Мы немножко перепутали еще в XI веке. А уж в XVII совсем запутались. Мы перепутали страх перед невежеством, которое, конечно, ужасно, со страхом перед жизнью. И под видом борьбы с невежеством заодно занялись борьбой с жизнью. А когда мощи нет – остаются мощи в качестве идеала человеческого тела. Но никто не задумывался над тем, что происходит с этим самым «мыслю», когда оно помещено в мощи.

Пытаясь вспомнить наиболее идеальное воплощение святости, кого мы называем? Франциска Ассизского, у которого птицы на плечах сидели, животные к нему приходили. Серафима Саровского, Сергия Радонежского, которые жили в лесу и не испытывали никаких проблем с якобы враждебным окружением, медведи к ним приходили, лани, и все замечательно получалось. В Киеве сходите в Софию, посмотрите на первоначальные росписи, сравните с тем, что сейчас. Была ведь эта полнота. Было ощущение необходимости одномоментного сосуществования и взаимного бесконечного развития двух начал – бытия и смысла.

Последний всплеск этого единства – эпоха Возрождения, когда идея духа соединилась с античной идеей бытия. Произошла встреча христианства и античности. Получилось Возрождение. А потом опять страшно стало. И я думаю, что сегодня мы как бы в преддверии своего Возрождения, своего возвращения к полноте бытия. Своего понимания единства двух великих правд – бытия и смысла. Потому что если не это, то смерть: Чернобыль, Аральское море…

От действительного духа до того, что мы теперь этим называем, – большая дистанция. Душок такой от нашего духа остался. При этом становится более или менее ясным одно удивительное противоречие: казалось бы, человек, человечество становится все более сильным, все более знающим, все более могущим, а в действительности – все более слабым. Страх заменил радость бытия. А страх и ложь – близнецы-братья, кто более матери истории ценен? Мы говорим: «Страх» – тут же возникает ложь. Мы говорим: «Ложь» – тут же возникает страх.

Попытка приблизиться в своей обыденной жизни к равноправному присутствию обеих этих правд, влечет за собой фундаментальное переустройство всей повседневной жизни, пересмотр отношения к жизни и к себе самому.