— Я могу с легкостью затенить лица полудюжины людей. Большее число потребует времени, которого у нас нет.

— Этого хватит. Дом Лохри наверняка наймет для большей части работы головорезов с улицы. А их собственные люди будут только вожаками. У тебя есть лица для той полудюжины, из рядов людей Лохри?

— Сколько раз я ходил вместе с вами во дворец Лохри и сносил ту корову, госпожу Дорис, которая притворяется, будто она бык, и блеяние ее телка — сынка?

— Видят боги, это чистая правда! — Скирон щедро глотнул вина. — Больше мне ходить не понадобится. Дайте мне два дня, а также некоторые сведения о размерах и силе избранных вами людей. И тогда мы можем выступать.

Выдача нападавших на Дом Дамаос за приспешников Дома Лохри вызовет замешательство. Дозволение капитана Конана атакующим свободно пройти посеет еще большее замешательство. Вероятно, из-за этого киммериец также лишится должности и даже жизни, но человеку требовалась только одна стрела, если та попадала в жизненно важное место.

И кровь киммерийца некоторым образом поможет поддержанию мира со Скироном. А это, видят боги, будет немалым выигрышем, учитывая манеры колдуна, даже когда тот не боялся за свое положение.

Конан сидел за эбеновым столиком в гардеробной госпожи Ливии. Реза стоял или, скорее, высился у двери, а сама госпожа сидела, откинувшись, на ложе тоже из эбенового дерева, но инкрустированного моржовой костью. Она надела длинное голубое платье, но обе ступни и одна стройная рука остались обнаженными.

Он потягивал вино и слушал рассказ Резы о том, как слуги дома Дамаос выполнили его приказ подбить Конана на драку с целью раскрыть, кому он служит в действительности. Если б он убил их, то самым разумным казалось тут же выставить Конана и его воинов за ворота, так как они явно служили иному хозяину.

Конан слушал эту болтовню столько, пока терпение у него не иссякло. Правда, помогло вино. По сравнению с ним все другие когда-либо испробованные киммерийцем напитки казались похожими на уксус. Когда Реза прервался, чтобы снова наполнить чашу киммерийца, Конан сообразил, что это будет уже четвертая выпитая чаша, а он чувствовал себя так, словно хлебал слабенький эль.

Он поднял чашу, осушил ее несколькими глотками, а затем со стуком поставил на столик, заставив Резу умолкнуть.

— Довольно! — бросил Конан. — Я принимаю извинения. Нет смысла тратить время на сантименты.

— Слушайте, капитан, — начал было Реза, несмотря на предупреждающий взгляд хозяйки.

— Реза, послушай в свою очередь и ты, или я немедля увожу отсюда своих людей. Куда — не знаю, да мне и наплевать, лишь бы подальше от этого дома.

Конан сделал глубокий вдох и заговорил спокойно, тогда как ему хотелось рычать:

— С чего вы взяли, что то, как я буду драться с вашими людьми, вам что-то скажет? Вы что думаете, я бык и откликнусь на стрекало всякий раз, когда вы примените его?

Реза, казалось, лишился дара речи, но его госпожа была скроена из иной ткани.

— Конан, это и в самом деле было ошибкой, и совершила ее я. Я думала… прости, но я думала, что киммериец…

— Вы думали, что киммериец и есть бык? И господин Акимос, несомненно, думал то же самое?

Ливия кивнула, а затем ее полные губы изогнулись в кривой усмешке.

— Капитан Конан, это чаша была свадебным подарком моей матери.

Конан посмотрел на винную чашу в своей руке. Она была сделана из инкрустированного бирюзой серебра, с металлом в палец толщиной. Он, сам того не ведая, так сжал чашу, что та стала плоской, как устрица.

— Ну, сударыня. Вот вам подарок. Не считайте киммерийца дураком, пока тот не докажет этого.