Он оборвал речь, потому что госпожа Дорис сделалась настолько бледной, насколько позволяла ее кожа. Ее глаза превратились в огромные темные омуты, а одна щека неудержимо дрожала.

Дрожь распространилась и на губы. Чтобы скрыть ее, она прижала ко рту обе унизанные кольцами руки. Затем страдальчески вздохнула, покачнулась и упала. Она точно свалилась бы с ложа, если б Конан не поймал ее, обхватив могучей рукой за плечи. С такой же мягкостью, как если бы она была ребенком, он привлек госпожу Дорис к своей широченной груди и прислушался к ее дыханию.

Он ничего не успел услышать, потому что воздух тотчас же разорвали дикие крики:

— Пес!

— Убери свои поганые руки от нашей госпожи!

Потайная дверь с треском распахнулась, и через нее прыгнуло трое человек. Еще двое выскочили из-под кровати, а последняя пара влетела на веревках через окно.

Конан бесцеремонно уронил госпожу Дорис на ложе, когда вскочил на ноги. Он увидел, что ее грудь вздымается в такт дыханию, но глаза по-прежнему закрыты. Затем у него больше не осталось для нее времени, так как семь человек сомкнули вокруг него кольцо.

По крайней мере, теперь он знал, что в Доме Лохри водились и молодые, здоровые слуги. И они к тому же держали в руках сталь — короткие мечи, длинные кинжалы и одно копье, — да притом видавшую виды сталь. И все же они не выглядели столь уж крутыми, к тому же ребята не подозревали, с кем они столкнулись. Вожаком скорей всего был копьеносец. Он также глядел только на госпожу Дорис, как будто Конан был вооружен не более чем ивовым прутиком.

Его более длинное оружие делало вожака наиболее опасным для киммерийца и, следовательно, первым противником. Или лучше сказать "жертвой", так как один удар меча перерубил копье пополам. Второй удар был рубящим, винтом по ногам. Он пригнулся и напружинился, в то время как товарищи по обеим сторонам подходили поближе.

Они подошли чересчур близко, предлагая Конану мишень, по которой не промахнулся бы и слепец. Варвар перебросил меч в левую руку и молниеносным движением вмазал эфесом по морде одному из приблизившихся. Затем по инерции совершил пол-оборота, и кованый сапог угодил прямиком в промежность другого противника. Тот согнулся, как червяк на крючке, и рухнул на ковер, тщетно пытаясь набрать в легкие воздуха для вопля.

Вожак ткнул в Конана обрубком копья и выхватил нож. Конан перекинул меч обратно в правую руку и ударил клинком плашмя по руке с этим ножом. Вожак завизжал и выронил нож. Один из слуг рванулся к нему, рубанув одновременно Конана по ногам длинным кинжалом.

Конан позволил лезвию кинжала чиркнуть ему по коже, а затем снова резко развернулся, быстрее, чем мог уследить глаз. И его стопа каким-то образом встряла между ног кинжальщика. Тот потерял равновесие, и, словно камень из катапульты, полетел на одного из товарищей. Оба смачно впечатались в стену.

Гобелен на этой стене изображал безупречную охотничью сцену — огромного тигра, утыканного стрелами. Он не умягчил стену для этих двоих. Оба растянулись без чувств, а гобелен сорвался с креплений и съехал по стене, накрыв их как коврик, брошенный на кучу мусора.

Конан перебросил меч из руки в руку, снова быстрее, чем мог уследить глаз, и рассмеялся. Какой именно поступок заставил двух последних слуг замереть как статуи, он так и не узнал. Они все еще пялились на него, когда госпожа Дорис ахнула и замахала руками.

Конан уважил призыв дамы. Заботливо взяв ее только за запястья, он осторожно помог ей подняться в сидячее положение.