Из сорока двух человек, ночевавших на той ферме, тридцать один сложили оружие прямо во дворе. Уже не солдаты, а напуганные, надломленные дети, стремящиеся лишь к одному — попасть домой, домой, что бы их там не ждало.

Тем более, что, если совсем честно, русские оказались не такими уж страшными оккупантами, как ожидалось — мальчишки имели возможность наблюдать их вблизи. Большинство гитлерюнге были пруссаки, дом — недалеко...

Вольфганг Кран, сын погибшего в Варшаве офицера, командовавший отрядом во время одиннадцатидневных скитаний, сперва схватился за оружие, но почти мгновенно остыл. Просто махнул рукой, плюнул и ушёл в дом с теми десятью, которые решили драться. По разным причинам.

Кто-то потерял на войне столько и стольких, что уже физически не принимал мысли о сдаче врагу. Кто-то воспитывался всю жизнь так, что не принимал мысли не о сдаче, а о самой жизни в иной Германии.

Кое-кто по-прежнему наивно и по-детски мечтал о военных приключениях и подвигах. Кое-кем двигала личная преданность боле старшим и решительным товарищам, родившаяся ещё в играх...

Вольфи увёл дальше на северо-запад свою десятку. Увёл на смерть, потому что никакой победы уже не могло быть. В тот же день они расстреляли на шоссе штабной «виллис», а к вечеру подожгли танк, ремонтировавшийся на обочине, и перебили экипаж.

Раненый танкист, подпустив их ближе, застрелил одного из парней раньше, чем был добит. На следующий день, не удержавшись — шёл проливной холодный дождь — зашли пересидеть на ферму, хозяин которой был дядей одного из мальчишек.

Этот самый дядя и привёл русских. В яростном бою пятеро гитлерюнге были убиты. Остальные ушли в лес, унося с собой раненого...

Их оставалось пятеро. Вольфганг Кран — Вольфи, шестнадцатилетний сын офицера вермахта.

Его друг и ровесник Йохим Штубе, вся семья которого погибла при бомбёжке — Йо.

Тильдер Нойбах — Тилле, санитар и единственный не-пруссак, пятнадцатилетний беженец с востока, навидавшийся за последний год всякого.

Вольт Бринкер — тоже пятнадцатилетний парень, раненый в бою на ферме и носивший в кармане куртки потрёпанное иллюстрированное издание «Песни о Нибелунгах».

Самый младший в отряде — четырнадцатилетний Хайнц Отт — «Хассе», привязанный к Вольфи и Йо, как хорошая собака.

Ещё у них были галеты, шоколад и несколько банок консервов.

* * *

— Что будем делать дальше?

Вольфи остриём кинжала начертил на мокрой земле свастику. Подрезал её, перевернул. Вытер кинжал и убрал его в ножны. Йо выплюнул травинку и повторил вопрос:

— Что будем делать дальше?

— Что-то неясно? — хмуро спросил в ответ Вольфи. — Или ты испугался?

— Смертельно, — согласился Йо и, открыв глаза, легко поднялся. Понизил голос: — Хассе надо отослать. У него мать и сестра живы. И Вольта оставить — где угодно. Мне кажется, русские его не тронут. Ну, а мы попробуем ещё...

— Я думал — скажешь и нам разойтись, — ровно ответил Вольфи. Йо удивился:

— Куда нам уходить? Некуда, дружище. Куда со своей земли уйдёшь... Так что?

Вольфи ожесточённо хлопнул о колено картой и снова развернул её. Молча.

Хассе зевнул, сонным движением откинул капюшон, сел и потянулся, улыбнувшись всем вокруг и всему вокруг — так радостно и светло, что остальные невольно улыбнулись в ответ.

— Доброе утро, — радостно сказал он, укладывая винтовку на колено. — А я голодный. Я сейчас умоюсь и можно будет поесть?

— Можно, — Вольфи поднялся на ноги. — Пошли, поговорить надо.

Хассе хлопнул глазами, но послушно поднялся и пошёл за Вольфи к ручью, тихо журчавшему за кустами. Тилле, перебиравший в сумке остатки медикаментов, поднял голову и проводил их печальным, понимающим взрослым взглядом.