Он пожал плечами, приняв решение.

— Покупателем был англичанин, месье. Его звали Кларенс Мэрилбоун, герцог Сандрингем.

— Сандрингем! — воскликнула я.

Мейер с любопытством посмотрел на меня, потом на Джейми, на лице которого не отразилось ничего, кроме вежливого интереса.

— Да, мадам, — подтвердил меняла. — Я знаю, что герцог умер, ибо он обладал обширной коллекцией старинных монет, которые мой дядя приобрел у его наследников в тысяча семьсот сорок шестом году. Эта сделка зафиксирована здесь.

Он слегка приподнял каталог и снова уронил его на стол.

Я тоже знала, что герцог Сандрингем мертв: крестный отец Джейми, Мурта, убил его темной ночью в марте тысяча семьсот сорок шестого года, незадолго до того, как битва при Куллодене положила конец якобитскому мятежу. Я вспомнила, как в последний раз видела лицо герцога: в его черных глазах застыло крайнее удивление.

Некоторое время взгляд Мейера перебегал с меня на Джейми и обратно.

— Я могу сказать вам также следующее: когда мой дядя купил коллекцию герцога после его смерти, в ней не было никаких тетрадрахм, — нерешительно добавил юноша.

— Да, — пробормотал Джейми. — Их и не должно было там быть.

Спохватившись, он встал и потянулся за графином, который стоял на буфете.

— Спасибо, Мейер, — сказал он официально. — А теперь давайте выпьем за тебя и твою полезную книжицу.

Через несколько минут Мейер опустился на колени и взялся за лямки своей потрепанной котомки. Маленький кошелек, наполненный серебряными ливрами, которые Джейми дал ему в уплату за консультацию, оттягивал карман менялы. Юноша встал, по очереди поклонился нам и нахлобучил свою неказистую шляпу.

— Всего доброго, мадам, — сказал он.

— И тебе того же, Мейер, — ответила я и нерешительно спросила: — Мейер — это твое единственное имя?

Что-то мелькнуло в его широких голубых глазах, но, взвалив тяжелый мешок себе на спину, он вежливо ответил:

— Да, мадам. Евреям Франкфурта не разрешено использовать родовые имена. — Он криво усмехнулся. — Удобства ради соседи называют нас в честь старого красного щита, который был нарисован на фасаде нашего дома много лет назад. Но помимо этого… Нет, мадам. У нас нет никакого имени.

Жозефина пришла, чтобы проводить нашего гостя на кухню, постаравшись идти впереди него на расстоянии нескольких шагов. Ее ноздри раздувались, словно унюхали что-то неприятное. Мейер, спотыкаясь, тащился следом за ней, его неуклюжие сабо постукивали по полированному полу.

Джейми расслабился в своем кресле, погрузившись, судя по отсутствующему взгляду, в глубокое раздумье.

Я услышала, как несколько минут спустя внизу со слабым хлопком закрылась дверь и сабо застучали по ступенькам.

Джейми тоже услышал это и повернулся к окну.

— Что ж, доброго пути тебе, Мейер Красный Щит, — с улыбкой промолвил он.

— Джейми, — сказала я, осененная неожиданной мыслью, — ты знаешь немецкий?

— А? Ну да, — рассеянно сказал он.

Его внимание все еще было приковано к окну и звукам снаружи.

— Как будет по-немецки «красный щит»? — спросила я.

Джейми посмотрел на меня с недоумением, потом его взгляд прояснился.

— Ротшильд, англичаночка, — ответил он. — А что?

— Просто подумалось, — пробормотала я и покосилась на окно, за которым стук деревянных башмаков давно растворился в звуках улицы.