Изменить размер шрифта - +
Количество материалов, станков и энергии отдельно по всем позициям определяли сотни чиновников Госплана, Госснаба и министерств, зарплату — чиновники комитета по труду, сколько иметь людей — чиновники министерства, сколько стоит Дело – Госкомцен и так далее. И ни один из тех, кто своим решением может погубить Дело, за него не отвечает, так как ему поручено лишь конкретное действие – он делает его, отчитывается перед начальником, получает поощрение. И даже если бы все чиновники внезапно захотели отвечать за конечный результат, они бы физически этого не смогли, и возложить на них ответственность совершенно невозможно.

Внешне абсолютно послушный начальнику аппарат вводит в систему дичайшую анархию. При всей кажущейся правильности отдельных команд поступление их из тысяч источников даже в самых простых вопросах заводит Дело в тупик.

Возьмем, например, практику совместных решений ЦК КПСС и Совмина СССР. Пришедший к власти Горбачев начал с технического перевооружения экономики. Действительно, техника морально устаревает, зачастую убыточно ремонтировать старый станок, когда уже есть более производительный. Ретивые чиновники тут же установили штрафы за каждую единицу капитально отремонтированной техники.

Далее, спустя несколько лет ЦК КПСС и Совмин потребовали резко снизить расход металла по стране и постановили капитально отремонтированное оборудование довести до 75 процентов! А как быть исполнителю Дела – менять станки или капитально ремонтировать?

Те же органы потребовали перехода на многосменную работу. Действительно, она резко снижает необходимость и в станках, и в производственных зданиях. Одновременно они приказали для блага женщин освободить их от сменной работы. И вновь – а что делать исполнителям? Лишить женщин на предприятиях с многосменным режимом средств к существованию ради их блага? Или в ночные смены выводить только мужчин? Или переформировать предприятия в односменные?

А ведь при отборе бюрократических кадров ЦК и Совмина существовали очень высокие требования, и рожденные ими постановления, если их рассматривать вне Дела, вроде бы правильные. Неправилен, бюрократичен сам принцип подобных указаний.

Члены аппарата понимают, что подготовленный ими приказ может нанести ущерб Делу, и от начальника, подписавшего его, можно схлопотать наказание. При Сталине так и вовсе смертную казнь.

Поэтому никто так не боится начальника, когда ему поручено Дело, ответственность за которое он не может или не хочет переложить на кого-либо, как его собственный аппарат.

Это формирует особое мировоззрение бюрократа – никогда не отвечать за последствия своих действий. Впрочем, бюрократическая система к этому приспособлена, можно сказать, она для этого и создается.

Главная страховка – прием ухода от ответственности – утвердить свое действие у начальника, как только что сказано. Тогда за последствия понесет ответственность начальник, автор же документа останется в тени. Но не всегда начальник подписывает любую бумажку, а подписав, всегда может отыскать автора глупости, внесенной в бумагу.

Тогда надо найти другого, кто взял бы на себя ответственность – это, как правило, коллектив. То есть действие необходимо согласовать у как можно большего числа людей. (В газете застойного периода, например, конструктор жаловался: чтобы поставить в радиоприемнике ручку настройки новой формы, ему потребовалось собрать 70 подписей.)

Но и такое не всегда возможно. Тогда находят способ выяснить мнение начальника по данному вопросу. Делается это, например, пробой. Скажем, аппарат прессы дает намек на новую тему. Начальство молчит. Тогда уже все вместе тему развивают. Допустим: «Разбить собачью голову Бухарина!» или «Защитить честное имя Бухарина!»

Как хороший командир не отправит солдат в бой, пока не проведет разведку, так настоящий бюрократ никогда ничего не делает, пока всеми способами не выяснит: одобрит ли его действие начальник.

Быстрый переход