– Довели дерьмократы страну, – остановился и подключился к дискуссии проходящий мимо совслуж с портфелем, чем то смахивающим на Жванецкого. В смысле – не совслуж смахивал на Жванецкого, а его портфель – на портфель Жванецкого. – А вы, девушка, не отворачивайтесь, а слушайте, что старшие говорят…

– Ну, положим, – высунулась из амбразуры ларька овощная продавщица, – иной старший тебе такого наговорит. Вот одна старшая мне насоветовала. Так до сих пор забеременеть не могу. Ни Вовка, ни Сергей Петрович, ни мотострелковый батальон гвардейской Таманской дивизии…

– Повезло тебе, женщина, – запечалилась замшелая.

– Это как?! – оторопела продавщица.

– Да так вот. Ты от стольких мужиков никак, а я от своего Рустама Ибрагимовича шестнадцать раз залетала..

– Это какого Рустама Ибрагимовича? – заинтересовался совслуж.

– Мехтиева, – сообщил слесарный джентльмен. – Орел. Молнии на брюках летят, как перелетные птицы.

– А а а а, – протянул совслуж, – Рустам Ибрагимович… Тогда понятно…

Я ничего не понимал. Если Рустам Ибрагимович – муж замшелой, то откуда слесарному джентльмену известно о полетах его брючных молний? И что понятно совслужу с портфелем Жванецкого? Недоумение так явно выразилось на моем лице, что замшелая сочла необходимым разъяснить мне ситуацию:

– Муж мой. Неуемный.

– Всегда таким был?

– Не… Раньше он спокойный был… А потом я лет пятнадцать назад рекламку ему подсунула…

– Ну и что? – оживился я.

– Передоз, – лаконично пояснила замшелая.

– Это точно, – сказал слесарный, – от него все бабы млеют. У меня от него дочка.

– Млеют, млеют! – взъярилась продавщица. – Я его, помню, в феврале к себе в ларек пригласила на предмет ребеночка. Он меня за ларьком и…

– И что? – с естественным интересом спросил я.

– А ничего. Рябинка только вот в марте за ларьком выросла… Не будет у меня детишек… По молодости лет не тем не туда влезли.

И тут она вспомнила о чувишке:

– Так что ты, девка, их не слушай. Ежели уж так получилось, рожай. А окурок впредь на асфальт не бросай… А то я замучилась за вами подметать! – вдруг разозлилась она.

– А таджики где? – спросил слесарный.

– Действительно, – заинтересовался совслуж с портфелем Жванецкого. – А то понаехали тут, а когда нужно, их нет как нет.

– Так на каждую троллейбусную остановку таджиков не напасешься, – сказала продавщица, выйдя с метлой из ларька. – Особенно, если каждая бл…дь будет здесь окурки разбрасывать.

– Засрали Москву, – резюмировала замшелая тетка.

– А все Гайдар! И Беня Эльцын! Сионисты х…евы! – И джентльмен слесарной наружности вздернул на ленинский манер зажатую в кулаке газету «Твой день».

– Кто сионисты? – заинтересовался я.

– Да все, суки, – поддержал его совслуж, забывший, что он куда то шел. Я думаю, что если спросить его – куда, то он затруднится с ответом.

Чувишка меж тем спряталась за стеклянную стенку остановки, но безнадежно яловая овощная продавщица метлой выгнала ее оттуда. Потому что кто ж, кроме нее, будет убирать окурки и банки из под пива? Когда таджиков днем с огнем не видать из за в очередной раз вспыхнувшей войны с нелегальной иммиграцией.

– Семен! – заорала она.

Из за остановки послышалось какое то шевеление, которое материализовалось в средних размеров бомжа.

– Чего орете? – спросил он.