Я поделился с дядюшкой своими сомнениями. Он колебался, как и я. Однообразие панорамы не позволяло дядюшке узнать местность.

— Очевидно, — сказал я, — мы пристали не к тому месту, откуда отплыли; буря прибила наш плот несколько выше, и если мы пойдем по берегу, то дойдем до бухты Гретхен.

— В таком случае, — отвечал дядюшка, — излишне продолжать разведки, и самое лучшее — вернуться к плоту. Но не ошибаешься ли ты, Аксель?

— Трудно утверждать, дядюшка, ведь все эти скалы похожи друг на друга. Однако мне кажется, что я узнаю мыс, у подножья которого Ганс строил плот. Мы, видимо, находимся близ какого-то залива, а, пожалуй, ведь это и есть бухта Гретхен! — прибавил я, изучая берега бухты, показавшейся мне знакомой.

— Нет, Аксель, мы наткнулись бы по крайней мере на наши собственные следы, а я ничего не вижу…

— А я вижу, — воскликнул я, бросившись к какому-то предмету, блестевшему на песке.

— Что такое?

— А вот что! — ответил я.

И я показал дядюшке заржавевший кинжал, поднятый мною с земли.

— А! — сказал он. — Так ты взял с собой это оружие?

— Я? Вовсе нет! Но вы…

— Нет, насколько я помню, — возразил профессор. — У меня никогда не было такого кинжала.

— Это странно!

— Нет, все очень просто, Аксель! У исландцев часто встречается подобного рода оружие, и Ганс, которому оно принадлежит, вероятно, потерял его…

Я покачал головой. Кинжал Гансу не принадлежал.

— Возможно, это оружие первобытного воина! — воскликнул я. — Живого человека, современника великана пастуха? Но нет! Это оружие не каменного века! Даже не бронзового! Этот клинок из стали…

Тут дядюшка прервал мои домыслы, уводившие меня далеко в сторону, и прибавил холодно:

— Успокойся, Аксель, и образумься! Кинжал — оружие шестнадцатого века, настоящий кинжал с трехгранным клинком, который рыцари укрепляли у пояса и которым наносили в бою последний удар. Кинжал испанского происхождения. Он не принадлежит ни тебе, ни мне, ни охотнику, ни даже человеческим существам, живущим, может быть, в недрах земного шара!

— Вы осмеливаетесь утверждать?..

— Смотри, его зазубрили не человекоубийством; клинок его покрыт ржавчиной, давность которой не один день, не один год, не целое столетие!

Профессор, по обыкновению, воодушевился, увлекаясь своей мыслью.

— Аксель, — продолжал он, — мы на пути к великому открытию! Этот клинок лежит здесь на песке лет сто, двести, триста лет, и зазубрился о скалы подземного моря!.

— Но не сам же он попал сюда! — воскликнул я. — Кто-нибудь, был здесь до нас…

— Да! Человек…

— И этот человек…

— Этот человек высек свое имя этим кинжалом! Этот человек захотел еще раз собственноручно указать дуть к центру Земли! В поиски! В поиски!

И мы пошли вдоль высокой отвесной скалы, с чрезвычайным вниманием исследуя малейшие трещины, которые могли перейти в галерею.

Так мы дошли до места, где берег суживался. Море почти достигало подножия предгорий, оставляя не более одного туаза для прохода.