С 19-го потянулась бесплодная равнина, по которой мы шли с пустыми желудками, пока не достигли 27 декабря небольшого леска, где удалось добыть несколько оленей. Индейцы ели весь день напролет, но надо сказать, что мы действительно совершенно изголодались — за последние три дня во рту у нас не было ни крошки.

Должен признаться, что никогда еще не доводилось мне встречать рождество так неприметно и скудно. Индейцы же мои тем не менее приободрились, а когда стали попадаться свежие следы оленьих стад, то было решено, что самая тяжелая половина зимы миновала.

Теперь мы двигались на северо-запад, придерживаясь края лесной полосы, где искривленные сосенки мешались с карликовым можжевельником, и 30 декабря дошли таким образом до застывших берегов озера Айленд. Там индейцы подстрелили двух оленей, но у животных совсем недавно закончился гон, поэтому мясо оказалось почти непригодным. Матонаби тут серьезно заболел, и я на основании его жалоб заключил, что болезнь проистекала от непомерного количества поглощенного им мяса. Такое нередко приключается с индейцами, когда они, поев этак за шестерых, чувствуют некоторое недомогание, но даже слышать не хотят, что их болезнь — от обжорства.

Однако, несмотря на их явную несдержанность в еде после успешной охоты, голод они переносят с такой стойкостью, которой, как говорится, легче восхищаться, чем подражать. Нередко я был свидетелем их веселья и шуток даже на третий день поста, как будто воздержание было добровольным. Так, например, они бесхитростно и весело подначивали друг друга, спрашивая, нет ли у кого желания позабавиться с женщинами.

После двух дней пути по льду озера Айленд, в первый день 1771 года, мы дошли до лагеря, раскинутого семьями двух моих проводников. Там оказалось более двадцати женщин и детей и лишь двое мужчин, у которых к тому же не было ни ружей, ни пуль, поэтому все жили только рыбой и редко попадавшимися в силки кроликами. Забрав этих людей с собой, мы прошли еще семь миль, прежде чем, добравшись до западного берега озера и убив там двух оленей, остановились на ночлег.

В месте нашей переправы озеро Айленд достигало около тридцати пяти миль в ширину, но в длину (с северо-востока на юго-запад) было гораздо больше. Озеро было буквально нашпиговано островами, так близко расположенными друг к другу, что местами напоминало запутанный клубок речек и ручьев. Обычно жены и родственники большинства индейцев, направляющихся в Форт Принца Уэльского по осени, остаются ждать прихода своих мужчин на одном из этих островов.

Покинув берега озера, мы продолжили путь, немного отклоняясь то к северу, то к западу, двигаясь с неутомительной скоростью восемь-девять миль в день. С питанием приходилось туго до 16 января, когда мы добыли двенадцать оленей, после чего было решено сделать на несколько дней остановку, чтобы насушить мяса. Двадцать второго нам повстречался первый местный индеец с тех пор, как мы покинули Форт, хотя пройдено было уже несколько сот миль: можете судить, сколь редко населена эта часть страны.

Аборигены знают, что в здешних краях есть огромные области, не способные прокормить даже одного-единственного человека, хотя бы он все время кочевал. В редкой речке или озере совсем нет рыбы, но постоянная неуверенность в том, удастся ли добыть ее столько, чтобы прокормиться, делает местных индейцев достаточно осторожными и не позволяет всецело полагаться на эти дары природы, ибо слишком часто в прошлом слепая зависимость от природы приводила к голодной смерти сотни и сотни их предков.

Третьего февраля снова вышли к Бесплодным землям, но олени по-прежнему держались в лесу, поэтому мы повернули на запад, чтобы не лишиться надежного источника пропитания.

Переправившись через реку Катавачага, мы вышли к Косид-Уой — озеру Куропатки и ступили на его лед 7 февраля.