Покрытие или верх палатки изготавливается из тонкой лосиной кожи и по форме напоминает раскрытый веер: если большая его дуга обворачивает низ остова, меньшей как раз хватает, чтобы соединиться вокруг верхушки, причем там остается круглое отверстие, служащее, одновременно и дымоходом и окном.

Огонь разжигают посреди палатки под центральным отверстием, а пол вокруг выстилают сосновым лапником, на котором спят и сидят. Верхушками сосен и сосновым лапником палатка обкладывается понизу и снаружи, поверх них кладут шкуры и наваливают сверху снег, чтобы в жилище не проникал холодный воздух. Такие палатки ставят южные индейцы, и именно ее мне дали с собой в дорогу. Северные же индейцы делают свои жилища из другого материала и другой формы, о чем будет сказано дальше.

Наш лагерь расположился на очень хорошем месте — с небольшой возвышенности, на которой стояла палатка, открывался чудесный вид на большое озеро, чьи берега поросли сосной, лиственницей, березой и тополем, а над верхушками самых высоких деревьев вздымались заснеженные вершины гор и холмов.

Остаток марта прошел без достойных упоминания событий. Сети приносили нам достаточно пищи, а наши индейцы слишком философски смотрели на мир, чтобы утруждать себя задачей добыть хотя бы куропатку для разнообразия нашей диеты. Я достал свой журнал наблюдений, определил с помощью квадранта широту местности и нанес ее на карту. Кроме того, я изготовил кое-какие ловушки и поймал несколько куниц. Они попались в настороженные ловушки из поленьев, сложенных таким образом, что животное, пытаясь достать приманку, сдвигает столбик, который удерживает тяжелые поленья. Силками я изловил еще и несколько куропаток, сделав ловушки из сходящихся под прямым углом и расставленных вокруг небольшого островка загородок с проходами между ними, где разложил петли силков.

Первого апреля, к нашему великому удивлению, в сети не попалось ни единой рыбы. Тогда мы принялись ее удить, но и лесой за весь день не смогли ничего поймать. Эта резкая перемена так встревожила моих спутников, что они даже начали подумывать, не взяться ли им опять за ружья, пролежавшие без употребления почти целый месяц.

Утром Конниквизи отправился на охоту, а остальные снова занялись крючками и сетями, но со столь малым успехом, что наловленной ими рыбы не хватило на ужин даже двоим.

Мой проводник, человек настойчивый, упорно день за днем продолжал ходить на охоту, редко засветло возвращаясь в палатку, но все безуспешно. Десятого числа он задержался дольше, чем обычно. Мы легли спать, подкрепившись только глотком воды и трубкой табака, как и в предыдущие два дня. Около полуночи, к нашей большой радости, охотник вернулся, принеся с собой кровь и несколько кусочков мяса от двух убитых им в тундре оленей. Тут же мы принялись готовить бульон из крови и варить в нем принесенные крошки мяса и жира. При любых обстоятельствах это было бы изысканным блюдом, а тем более оно показалось таковым нашим совсем изголодавшимся желудкам.

Несколько дней мы пиршествовали, а за это время индейцы добыли еще пять оленей и трех жирных бобров. Нашей группе из шести человек оленьего мяса при умеренном расходовании могло бы хватить на довольно продолжительное время, но мои спутники пировали дни напролет, пока не съели все, и были вдобавок так недальновидны и ленивы, что даже не проверяли расставленные сети, в результате чего много запутавшихся там крупных рыбин совершенно испортились. Вследствие всего этого примерно через две недели мы уже опять испытывали почти такие же муки голода, что и накануне.

Двадцать четвертого апреля с юго-запада показалась большая группа приближавшихся к нам индейцев. Когда они подошли ближе, мы увидели, что это жены и родственники северных индейцев, находившихся в Форте Принца Уэльского.