Валерка продолжает мычать.

Ну и ладно. В другой раз расскажу. (Помолчав.) Домик наш отсюда маленький какой!.. Весь город видать… (Помолчав, смотрит на Валерку.) Ты стой себе, стой. На слова мои внимания не обращай. Я ведь так, для шума говорю. (Тяжело вздыхает.) Вот что значит море! Стихия! Смотришь на него, и вроде бы, кроме него, ничего на свете и нет.

В а л е р к а (не оборачиваясь, вдруг). «Он прянул в воздух и узкой лентой блеснул на солнце». (Распрямился, покачнулся и снова поспешно ухватился за жердь.)

М а ш а. Ой! Плохо тебе?

В а л е р к а. «Но не убился, а рассмеялся!»

М а ш а. Как бы тебе солнечный удар не схватить. (Надевает ему на голову панаму.)

В а л е р к а. «Смешные птицы!» (Пощупав голову, срывает панаму и, удивленно рассмотрев ее, напяливает на Машу.)

М а ш а (поддержав пошатнувшегося Валерку). Валера, да ты напился, никак?

В а л е р к а (гордо). Напиваются алкоголики. А я юноша, мальчик почти. Мне напиваться педагогика не велит… Здравствуй, Маша.

М а ш а. Виделись уже.

В а л е р к а. Здравствуй в веках! Как звезды, как луна! Не подпирай меня. Достоинство обязывает человека стоять на двух, а не на четырех.

М а ш а. Господи! Да как же ты?

В а л е р к а. За процветание Военно-Морских Сил нашей родины, ура!

М а ш а. Ты даже на своем дне рождения маленькими рюмочками вино пил.

В а л е р к а. А, в щель следила за мной? Доносчикам и шпионам руки не подаю. Не подпирай!

М а ш а. Последнее дело — горести в вине топить.

В а л е р к а. Резонерка ты, Машка. Позор. Объясняю. Друзья к отцу в больницу пришли. А их поперли. Вместе со мной. Операция сложная. Последний шанс. У врачей и без нас нервы напряжены. Мы на набережную в шашлычную пошли. Сперва за благополучный исход выпили, потом — за маму мою. А когда тост за Военно-Морские Силы подняли, я по ошибке вместо рюмки полный стакан в руку взял. Пригубил, а в это время команда: стоя и до дна! Я и осушил.

М а ш а. Ну осушил и осушил. Чего же ты колобродишь? Пошел бы в сарайчик, уснул. Операция, говорят, долгая. Не на час, не на два.

В а л е р к а. Писатель сказал: жить надо на людях — умирать в одиночество. Я, Машка, от тебя в отличие, начитанный человек… Как только почувствовал, что вот-вот с катушек долой, так из шашлычной и уполз. (Потряс головой.) Мерзость. Алкоголики — героические люди. Я бы такого второй раз не перенес.

М а ш а (ведет его к камню). Садись, Валера. Посиди — оно и пройдет.

В а л е р к а. Не пройдет. Я здесь двадцать минут по часам стою. Главное — сознание не гаснет. Диктует: волю собрать в кулак и круговращение побороть. А воля не может. Человеческая воля не может стакан жидкости побороть!.. Машка, давай я в пропасть прыгну. Выметем пьяниц из нашего здорового коллектива — ура! (Приподнимается.)

М а ш а (придавливая его к камню). Сиди уж, горе мое. Я тебе виски потру. (Растирает ему виски.) Должно полегчать.

В а л е р к а. Машка, почему хорошие люди умирают, а скоты вроде дяди моего живут?

М а ш а (помолчав).