С а ш а (кричит). Нет!

Т а н я. Чего же ты кричишь? Ты спокойно скажи: нет.

С а ш а (кричит). Не-ет!

Т а н я. Ну, а еще спокойнее: да или нет?

С а ш а (после паузы, спокойно). Предательница — вот ты кто.

Т а н я (радостно). Саша, твое заключение окончено. Выходи.

С а ш а (хмуро). «Сезам, отворись», что ли? Как?

Т а н я. Очень просто. Я тебя выпущу. У нас тут на всякий пожарный случай проволочка лежит. (Поднимает лежащую возле лифта изогнутую проволоку.) Видишь — крючок. (Просовывает крючок между сеткой шахты и дверью лифта.) Сейчас я за этот рычажок потяну и… все! Выходи! (Открывает дверь.)

Саша некоторое время молча смотрит на Таню, затем забирает рюкзак и покидает свою клетку.

(Сияя.) Здравствуй!

С а ш а (словно не замечая протянутой руки, не сразу). Здравствуй.

Т а н я. Ты рад, что мы встретились наконец?

С а ш а (его внимание сосредоточено на крючке). Ага.

Звонит телефон. Таня протягивает руку, но Саша, опередив ее, приподнимает трубку и кладет ее на рычаг.

А ну, покажи. (Рассматривает крючок.) Любопытная конструкция. И главное, до гениальности проста. Дай-ка и я на всякий случай открывать научусь. Какой рычажок? (Пробует.) Не получается.

Т а н я (показывает). Вот за этот цепляй. А теперь надо потянуть вбок.

Саша оттягивает рычажок, толкает Таню в лифт и захлопывает дверь.

(Настолько опешила, что долго с открытым ртом наблюдает, как Саша снимает курточку и прячет ее в рюкзак.) Саша, ты что, пошутил?

С а ш а. Ага. Эта шутка называется: «Не рой яму другому — сам в нее попадешь». И между прочим, в институт я уже поступил. В Иркутске. Позавчера увидел свою фамилию в списках, махнул домой, а из дома сюда.

Т а н я (не сразу). Поздравляю. Зачем же вы, Александр Митрофанович, в таком случае изволили заявиться в Москву?

С а ш а. Я завтра же обратно. А зачем — придет время, сообщу.

Т а н я (потрясла дверь). Саша, открой.

С а ш а. После дождичка в четверг.

Т а н я. Прекрасно. Только учти, после этого поступка я порвала с тобой навсегда.

С а ш а (неторопливо завязывает рюкзак). Учел.

Т а н я. На коленях будешь стоять — слова тебе не скажу. (Трясет дверь.)

С а ш а. Силы побереги.

Т а н я. Ненавижу тебя!

С а ш а. Смирись. (Уходит налево.)

Т а н я (стучит кулаками в дверь). Ненавижу! Ненавижу! Ненавижу! Всегда ненавидела! Еще до того, как познакомилась с тобой.

Справа входит  Н а д я.

Н а д я (заглядывает в лифт). Ха! Если здесь ты, то где же он?

Т а н я. Испарился, вознесся на небо.

Н а д я. Напрасно злишься. Я с дедом Агафонова пью чай, и он меня послал взглянуть, что тут за шум.

Т а н я. Взглянула — иди. (Кричит в сторону, куда ушел Саша.) Еще до того, как на свет родилась, презирала тебя!

Н а д я. Мне говорили, что ты с Агафоном с детского возраста дружишь. Ты знала, что он решился на этот дурацкий подвиг?

Т а н я. Во-первых, подвиг дурацким не бывает, во-вторых, то, что он сделал, — не подвиг, а нормальная вещь.