Они начали быстро о чем-то говорить. Слов их я не понял, однако догадался: случилось что-то важное. Он стал ходить взад и вперед по комнате, открывать ящики, доставать какие-то бумаги, быстро просматривать их и пихать в сумку. Было ясно, что он торопился, но движения его были по-прежнему спокойными и размеренными. Под конец он повернулся ко мне и сказал:
— К сожалению, я должен уехать. Но вы можете спать спокойно, моя приятельница вовремя разбудит вас. Не забудьте про книги, я буду очень рад получить их.
Я только кивнул, не желая задерживать его. Когда они ушли, я стал прислушиваться. Послышались шаги на лестнице, потом хлопнула дверь в подъезде. Я продолжал прислушиваться. Шаги на площади. В переулке. Я лег в кровать и попытался заснуть.
Примерно полчаса спустя кто-то начал барабанить в дверь, в коридоре кто-то что-то кричал на непонятном мне языке. Я вскочил и открыл дверь. Я настолько устал, что с трудом разглядел людей в униформе, сплошные униформы, они заполонили всю комнату. Меня заставили показать паспорт, авиабилеты. Эти люди перевернули все в комнате вверх дном, рылись в ящиках И шкафах. А я тем временем думал: «Мой друг спасен, он успел уйти».
Молодая женщина утром пришла и разбудила меня. Она раздобыла такси и проводила меня в аэропорт. Мне показалось, что она не позволила шоферу требовать у меня доллары, во всяком случае, он разозлился. Я даже не сумел поблагодарить свою провожатую на ее языке, но она, кажется, все же поняла меня.
Как вам уже известно, я часто повторяюсь, но этот случай я точно еще никому не рассказывал. Если не ошибаюсь.
Женщина, одолжившая память
Парадный подъезд с его цветными оконными витражами был таким же темным и холодным, как пятнадцать лет тому назад. Гипсовый орнамент на потолке частично обрушился. И совсем как пятнадцать лет тому назад, уборщица фру Лундблад занималась тем, что мыла лестницу. Она подняла глаза, когда дверь открылась, и с неподдельной радостью воскликнула:
— Да нет, не может быть, неужели это Маленькая Фрёкен! Столько лет прожить вдали от родины. И одета точь-в-точь так же, как прежде: trenchcoat и без шляпки!
Стелла взбежала вверх по лестнице и почти робко остановилась перед фру Лундблад; между ними было много общего, но не было привычки отниматься или здороваться за руку.
— Все как прежде, — сказала Стелла. — Дорогая фру Лундблад, как поживает ваша семья? Шарлотта? Эдвин?
Фру Лундблад отодвинула ведро в сторону и сказала, что Шарлотта по-прежнему с удовольствием катается на велосипеде Фрёкен, но только после отъезда Фрёкен они стали снимать загородом маленький летний домик. У Эдвина хорошая работа в страховом агентстве.
— А господин Лундблад?
— Он скончался шесть лет тому назад, — ответила фру Лундблад. — Скончался тихо и без особых страданий. Я вижу, вы, Фрёкен, пришли с цветами. Они, верно, для нее, для той, что живет наверху в вашей старой мастерской, Фрёкен. Есть у вас время на перекур? — Она села на ступеньку. — Похоже, у вас та же марка сигарет, что и в прежние времена. Да, так! А вы, Маленькая Фрёкен, уехали и прославились своими картинами!.. Мы-то уж читали о вас в газетах, так что позвольте вас поздравить также и от имени моей семьи. Картины все такие же, как тогда?
Стелла засмеялась:
— Вовсе нет, они — большие, они не пройдут в дверь там, наверху! Вот такие огромные!
Она расставила руки.
Миг — и лестничная клетка наполнилась звуками танцевальной музыки, но ее почти сразу же выключили. Стелла узнала… Это был Evening Blues. «Наша с Себастьяном мелодия. У нее сохранились мои старые граммофонные пластинки…»
— Вот так она и живет, старый уже человек, — сказала фру Лундблад и бросила в ведро окурок сигареты. |