Никогда ничего не знаешь заранее. Они всегда имеют в виду совсем другое, а не то, что говорят, а потом ты увяз, Мишель и я понимаем это лучше, чем многие другие. Это может быть связано с политикой.
— Нет, речь шла о лесе.
— Фло, любимая, это не имеет ничего общего с тем делом!
Зазвонил телефон, и Николь быстро поднялась. Пока она отсутствовала, Фло спросила:
— Думаешь, он повесился?
— Милая Фло, оставь это. Не теперь!
Хозяйка вернулась. Неправильно набран номер.
Я думала, это Мишель. Вы не выпили ваш кофе? Позвольте, я добавлю немного горячей воды.
— Кофе! — воскликнул Анри. — Почему теперь не пользуются термосом! Я вспоминаю, как уютно бывало в те времена, когда мы с Мишелем выезжали рыбачить…
Но Фло повторила свой вопрос:
— Что ты имеешь в виду, говоря, что это не имеет ничего общего с тем делом?
— Ничего. Поверь мне, ничего. Это совершенно не имеет никакого отношения к лесу.
Николь отворила стеклянные двери, ведущие в сад. Моросил мелкий дождик, совсем слабо. Она ненадолго задержалась на пороге, вдыхая мягкий влажный ночной воздух. Ей хотелось, чтобы Мишель наконец вернулся домой, чтобы помочь ей, она хотела, чтобы у его компаньонов-бизнесменов не было бы жен. Красивая, высокая Николь горячо желала: пусть ту жизнь, что она создала из покоя и удовольствий, жизнь, насколько это возможно не нарушаемую всем уродливым и непонятным, что вторгается извне, оставят в покое. Почему бы им не поговорить о чем-нибудь приятном, ведь это так легко?
— Леса, — сказала она, отодвигая незаметно графин с коньяком чуть подальше, — я всегда была очарована лесами. Однажды у нас с Мишелем выдалась совершенно свободная неделя в Дании. Эти неправдоподобные буковые леса! Тогда тоже была весна. Совершенно невероятно! Анри, не попробуете ли сигару?
— Да это же наша с Мишелем старая любимая марка!
Они улыбнулись друг другу.
— Знаете что, — сказала Фло, — я люблю запах сигар. Ощущение, словно никто и ничто не торопится.
— Это так верно! — благодарно воскликнула Николь. — Не то что сигареты! Немного «Виши»?
— Нет, спасибо!
Фло рассматривала красивую хозяйку дома, та внезапно показалась ей такой дружелюбной и простой, она почти застенчиво взяла ее за руку и доверилась ей.
— Николь, возможно вам понятно, я все время думаю об этом. Ощущение такое, что ему причинили зло, не подписав этот листок.
Телефон зазвонил снова, и снова номер оказался неправильным. Вернувшись, Николь пылала благородным негодованием.
— Флоренс, милая, — сказала она, — какая была бы разница, если бы подписали? Возможно, совесть Ваша стала бы чище. Вообще-то, приходило ли вам когда-нибудь в голову, что испытывать угрызения совести чрезвычайно претенциозно. Где-то я читала, что когда люди умирают, были ли они дружелюбны или недружелюбны, все равно их мучает нечистая совесть, это просто свойственно людям, и нечего принимать это всерьез. Мучает ли ваших мальчиков нечистая совесть? Нет! Они наверняка гоняют мяч или что-то в этом роде.
Наступила абсолютная тишина.
— Минутку, — сказал Анри. — Послушайте теперь меня. Вы обе! Его ученики, в том числе наши мальчики, побывали там и разрезали колючую проволоку во многих местах.
— Они сделали это! — воскликнула Фло. — Как прекрасно!
— Но как им это удалось? Думаю, это могло бы вас утешить! — сказала Николь.
Фло рассмеялась.
— Видите ли, моя дорогая Николь, они приняли это всерьез! Это ли не доказательство их благородства, или нет? Они не пожимали плечами и не отмахивались от всего этого как от скучной истории!
Николь медленно краснела. |