Напоследок я сказала:

– И еще – прости, что орала на тебя в джунглях. Я знаю, что вела себя отвратительно, и приношу извинения. Я обиделась и разозлилась, а винила во всем тебя.

– Возможно, я заслужил эти обвинения. – Рен приподнял бровь, и его лицо расплылось в широкой улыбке. – Значит, ты пришла, чтобы поцеловаться и помириться?

– Хм, скажем так – сделать шаг к примирению.

– Отлично, но мне хотелось бы кое-что прояснить. Итак, Кишан дал слово, что не поцелует тебя до тех пор, пока мы с тобой не расстанемся?

– Да.

– Скажи, ты давала мне какие-то обещания в то время, когда мы были вместе? Например, не целоваться с другими мужчинами?

– Насчет поцелуев я тебе ничего не обещала. Но когда мы были вместе, мне и не хотелось никого целовать, кроме тебя. А если совсем откровенно, до встречи с тобой мне тоже не хотелось ни с кем целоваться.

– Хорошо. Пойдем дальше. А я тебе что-нибудь обещал?

– Да, но теперь это не имеет значения, потому что ты уже не тот человек.

– Расскажи! Я хочу знать, чем я тебя обидел, помимо моей амнезии.

– Ладно. – Я шумно выдохнула. – Помнишь мой день рождения?

– Да.

– Ты вручил мне носки.

– Носки?

– На день святого Валентина ты подарил мне серьги своей матери. А я сказала, что это слишком роскошный подарок и что лучше бы ты подарил мне носки. Ты сказал: «Носки – это ни капельки не романтично». А еще в день моего рождения ты сказал, что не любишь персиково-сливочное мороженое, хотя в Тилламуке выбрал именно персики со сливками, потому что, по твоим словам, это мой запах. А тут заявил, что духи, которые подарила мне Нилима, нравятся тебе больше, чем мой естественный аромат!

– Что-то еще?

– Да! Ты обещал мне, что больше никогда не будешь танцевать с Нилимой, потому что я ужасно ревновала, когда ты заговаривал о ней! Кстати о ревности – ты совсем перестал ревновать. Раньше ты был ужасно ревнив, а теперь тебе наплевать даже на то, что Кишан со мной заигрывает. Между прочим, он пытается отбить меня у тебя с самого возвращения из Шангри-ла! Раньше ты бы страшно огорчился. А теперь тебе все равно… И это терзало меня со дня твоего освобождения. Я уже рассказывала, что выбрала тебя, а не Кишана. Но Пхет сказал, что с ним я тоже могу быть счастлива и что очень скоро мне придется снова выбирать между вами. В каком-то смысле это неплохо – приятно сознавать, что если я все-таки не смогу быть с тобой и сделать тебя счастливым, то, по крайней мере, смогу осчастливить Кишана, но сейчас я не представляю, что смогу быть счастлива без тебя. – Мой голос сорвался. – И… раз уж мы договорились быть до конца откровенными… мне нравятся твои стихи. Они мне дороже всего, что у меня есть. И я скучаю по тебе. Мне тяжело, больно и мучительно находиться рядом – и при этом не с тобой. Да, вот еще что: та песня, которую ты не смог вспомнить и подобрать… ты когда-то написал ее для меня. А я пообещала… пообещала никогда тебя не покидать.

Я опустила глаза. Когда же набралась смелости взглянуть на него сквозь ресницы, я натолкнулась на изучающий синий взгляд.

Несколько мгновений он молчал.

– Что ж, это было откровенное признание. Полагаю, теперь моя очередь. – Он вздохнул. – Я могу чувствовать, когда ты рядом.

– Что?

– Я хочу сказать, что вообще ничего не чувствую. И оживаю только рядом с тобой. Когда тебя нет, я не могу ни играть, ни читать, ни изучать что-либо, не говоря уже о сочинении стихов.