Часть первая
1. А что же с Титусом Кроу?
<sup>(Из записных книжек де Мариньи)</sup>
Когда я очнулся и обнаружил, что лежу на больничной койке, первая мысль у меня была, что это страшный сон — кошмар, вызванный лекарствами, которыми меня напичкали, чтобы я смог выздороветь после…
Чтобы я смог выздороветь после чего?
Сомневаться не приходилось: то ли я стал жертвой тяжелейшей аварии, то ли на меня было совершено свирепое нападение. Похоже, мои руки и ноги были переломаны в нескольких местах, буквально раздроблены. Я был забинтован от ступней до шеи и едва мог шевелить головой. Было больно. Так больно, что я не мог бы сказать, где именно у меня болит. Болело все тело. Мне сильно повезло, что я остался в живых! Но что и когда со мной произошло? Я не в состоянии был вспомнить хоть что-то. Или что-то все-таки было?
Да, кое-что было. Я вспомнил, как меня затягивало под воду, как ко мне тянулись и хватали меня странные и страшные руки…
А потом, когда я ухитрился повернуть голову настолько, насколько позволял гипс и многочисленные повязки, я увидел на тумбочке около кровати вазу с цветами — так близко, что я смог прочесть текст на вложенной в букет карточке:
Писли! Профессор Уингейт Писли, глава Фонда Уилмарта! В моем измученном болью сознании завертелись обрывки воспоминаний о событиях прошлого, как только я прочел это имя. По крайней мере, теперь я осознал, что это не страшные сны — те картины, которые метались в моем подсознании перед тем, как я очнулся. Это были не сны, а воспоминания о том, что я пережил, будучи членом Фонда Уилмарта. Глядя сквозь щелочки в слоях бинта, я скосил глаза на вазу с цветами. На этот раз я увидел, что к основанию вазы прислонен забавный камешек в форме пятиконечной звезды, похожий на окаменевшую морскую звезду из силурийских коралловых донных отложений. Этот камешек сразу успокоил мое мятущееся сознание и часто бьющееся сердце.
И вдруг я вспомнил. Я вспомнил все! А с воспоминаниями вернулось имя и слетело с моих губ.
— Кроу! — воскликнул я. — Титус Кроу! Где ты?
Имя друга и мой вопрос словно бы эхом разлетелись по белой палате и повисли в воздухе. В особенности — вопрос.
И верно: где же…
Наверное, в следующее мгновение я заснул, потому что, когда открыл глаза, была ночь или, скорее, поздний вечер. На полу палаты лежали длинные тени, а за окнами плыли первые ленты серого тумана. К далекому от стерильности больничному воздуху примешивались деревенские запахи, проникавшие в палату через вентилятор, вмонтированный в стену напротив кровати. Я догадался, что нахожусь не в Лондоне, но где бы я ни находился, где-то неподалеку был Писли, а значит, я был в безопасности от… них!
От них — от подземных копателей и всех прочих чудовищ из Цикла мифов о Ктулху. При мысли о них я содрогнулся и предпринял сознательную попытку вышвырнуть их из своего сознания. Прежде всего мне сейчас стоило думать о себе.
По крайней мере, чувствовал я себя намного лучше. То есть боль значительно уменьшилась, и с моей головы и шеи сняли бинты, что давало мне значительную свободу. Теперь я мог лучше поворачивать голову и осматривать палату. Над кроватью, на стене я увидел кнопку с надписью «ЗВОНОК», только оттуда, где я лежал, слово читалось задом наперед. Как я мог позвонить — это было выше моего понимания. Руки у меня были закованы в гипс. Но это не имело значения, потому что в данный момент я ни с кем видеться не желал.
Но хотя бы на этот раз у меня не было сонливости и я мог соображать ясно и четко. А поразмыслить мне надо было о многом. Я несколько раз обвел палату взглядом, и этого мне вполне хватило, чтобы удостовериться в том, что я действительно нахожусь в больнице. |