— Жонатан, — позвал Жак через несколько минут, — попроси у хозяина заведения купальные костюмы.
— Дьявол! Это трудно! Я не знаю слова.
— Объяснись жестами!
Жонатан позвал служителя, но, как ни старался, ничего не смог от того добиться и сообщил другу неутешительные результаты переговоров.
— Хороши же мы будем! Как же ты не смог?!
— Видимо, это настоящий нижнебретонец.
— Но все-таки не можем же мы…
Фраза застыла у него на губах; в приоткрытую дверку кабинки он заметил великолепного купальщика, чистокровного англичанина, грациозно и неспешно выходящего из воды в костюме Адама.
— Жонатан, посмотри же…
Жонатан был поражен. Остальные купальщики выходили на пляж столь же мало одетые, как и первый, нимало не заботясь о мисс и миссис на берегу! Друзья больше не размышляли. Они побежали к воде и, не оборачиваясь, бросились в волны.
— Вот оно, английское целомудрие! — рассмеялся Жонатан, отбрасывая со лба мокрые волосы.
— И безусловно, обратное будет выглядеть шокирующим.
Температура воды показалась молодым купальщикам, несколько дней назад нырявшим в бухте Аркашон, не слишком высокой, и после некоторых, вполне естественных сомнений, прежде чем вернуться в кабинку в этом первозданном наряде, они вышли из воды, пятясь задом, рискуя своим видом и поспешным бегством вызвать взрывы веселья молодых барышень.
Глава XXI
АНГЛИЯ: ЛЕДИ НА ПРОГУЛКЕ
Освежившись купаньем, друзья отправились в таверну, точнее «грот», где с удовольствием выпили по кружке превосходного эля. В это время подошел омнибус, совершавший регулярные рейсы между Портобелло и Эдинбургом. Друзья поднялись на империал, с трудом втиснувшись в заполнявшую его толпу: дети, старики, женщины, собаки — кого только не было в этом тряском ковчеге! Нельзя было найти ни одного закутка, не занятого пассажиром, и кучер, важный и серьезный, в черном костюме и шляпе, лишь чудом умещался на козлах, теснимый сзади пассажирами. Омнибус обогнул Колтон-Хилл и въехал на Риджент-роуд, миновав новую городскую тюрьму — хаотичное нагромождение маленьких саксонских построек, разбросанных по склону небольшого холма, окруженных зубчатыми стенами с часовыми на каменных вышках, толстыми решетками на окнах и бесчисленными бойницами. Казалось, глазам предстает средневековый город в миниатюре, содержащийся в исключительной чистоте, натертый и отполированный до блеска.
Омнибус остановился перед театром, об архитектуре которого лучше умолчать, и почти напротив здания архива, украшенного нелепым куполом.
Оттуда друзья вернулись в отель Ламбре, чтобы посмотреть план Эдинбурга. Брат Жонатана был женат на племяннице респектабельного шотландца, проживавшего с семьей в Эдинбурге. Парижский меломан, о чьем приезде, впрочем, было сообщено заранее, рассчитывал на радушный прием, а будучи принят этим почтенным семейством, надеялся поближе познакомиться с нравами и обычаями Шотландии. Поделившись своими соображениями с Жаком, он предложил отправиться вместе. Тот с готовностью согласился.
Мистер Б. проживал на окраине города, на Инверлайт-роу. Чтобы попасть туда, надо пересечь новые кварталы столицы и пройти по современным улицам, нарекающимся площадями, террасами, шоссе, дорогами, проспектами и, наконец, улицами исключительно с одной целью — сбить с толку туриста.
Жак засыпал друга вопросами о мистере Б. Помешанный на Вальтере Скотте, он спрашивал, как к нему надо обращаться: «ваша честь» или «ваше сиятельство», и ожидал увидеть эсквайра в национальном шотландском костюме.
Пройдя по улице Сент-Эндрю, парижане вышли к площади, посреди которой стоял памятник Мельвилю — колонна с каннелюрами и фигурой наверху, напоминающая колонну Траяна в Риме. |