У нас хватит времени изучить и испытать их корабль.

— Это будет твой легендарный триумф, Гваттве, — с пафосом произнес шаман, глядя на мойта с подобающей елейностью.

— А также и твой, мой добрый друг и советчик, потому что на твою долю выпадает честь выявить тайны чудесного корабля.

Енаромека огорчился:

— Что? Но почему я?

— А разве ты не самый хитрый человек в Аибе?

— Я самый умный, но самый хитрый — это ты, великий мойт.

— Твоя лесть не к чему. Я знаю пределы своих возможностей.

Енаромека примирился со своей участью.

— Это, конечно, будет восхитительная, огромная честь. Я воспользуюсь помощью моих лучших учеников. Со временем мы познаем все, что может быть познано.

Они наблюдали и измеряли, обсуждали и спорили долгих шесть дней. К тому времени Гваттве уже дрожал от нетерпения вступить на борт корабля и заявить, что волшебный корабль — собственность Аиба и жителей… По городу поползли слухи, что наступил день «взятия», и многие жители, отложив повседневные дела, собрались на берегу реки выше пристани. Всем хотелось стать участниками триумфа их общины, потому что все получат свою долю от успешного вступления во «вторичное владение», как третейский судья города цветисто описал это «взятие» в попытке осмысления происходящего. Власть и богатство, которые достанутся Аибу, будут поделены между всеми, и жители города станут известны по всей реке, сказал он.

Енаромека убедился, что все его хорошо слышат.

— Я прошу о чести первым ступить на борт.

Гваттве ответил жестом уважения. Это было отрепетировано заранее и являлось частью платы за услуги, оказанные мойту его духовным врачом — шаманом.

Корабль мягко ударялся бортом о стенки деревянного причала, когда шаман осторожно перелез через поручень на открытую кормовую палубу.

Енаромека медленно покружился на месте, очень довольный собой, и вдруг услышал голос, произносящий на прекрасном, хотя и каком-то неживом языке маев:

— Посетитель, тебе здесь нечего делать. Разрешение посетить корабль тебе не было дано. В твоем распоряжении двадцать анатов, за это время ты должен покинуть корабль или понесешь тяжелое наказание. Ты предупрежден.

Енаромека стоял точно парализованный, а Гваттве заморгал, стараясь разглядеть, что происходит внутри прозрачного купола, окружающего кабину судна. Воины, стоявшие поблизости, забыли, где должны находиться, и прилипли к иллюминаторам, ища невидимого говорящего. Так же вели себя и помощники Енаромеки.

Никакого движения внутри корабля они не заметили, никакой жизни под прозрачной оболочкой, а судно продолжало мягко покачиваться на волне.

Енаромека преодолел свою первоначальную панику и пошел туда, где можно было заглянуть в трюм.

— Я ничего не вижу, — крикнул он.

— Я тоже, — отозвался Гваттве с пристани.

— Я пройду внутрь и посмотрю. — Енаромека дотронулся до ручки двери и потянул. — Дверь не поддается.

— Этого следовало ожидать, — сказал Гваттве. — Нельзя было надеяться, что они так доверяют нам, что оставят свой корабль открытым. Тебе не нужен длинный нож?

Енаромека прижался лицом к окошку в верхней части двери:

— Дверь очень прочная. Там внутри загораются и гаснут маленькие огоньки, похожие на огни охотников на склонах каньона. Может быть, огоньки связаны с замком. Духи огня. Дай мне жалу.

Откуда-то из толпы воинов передали вперед тяжелую булаву с шипами.

Один из учеников духовного врача передал ее Енаромеке.