Каюта, сравнительно с малыми размерами судна, была поместительна. Можно было легко уместить в ней две койки и отделить их друг от друга перегородкой. Когда я шел к г-же де Сов — я уже склонен был согласиться. Когда я увидел ее — я согласился. Ее нельзя было назвать красавицей, но лицо ее привлекало той же приятной выразительностью, определенностью, что сказывались и в ее почерке. Голос ее очаровал меня: теперь еще, после четырехлетнего знакомства, я нахожу пленительной ее простоту. Ни тени принужденности не ощущал я в ее обществе, и даже мысль, что такая женщина может в чем-либо стеснять меня, казалась мне нелепой. Она говорила обо всем просто, без уклонений от темы беседы, без обиняков. Это была, впрочем, деловая беседа двух моряков. После первых вступительных фраз, пять минут спустя мы уже выводили на бумаге чертеж судна и составляли список необходимых вещей. Анна представляла себе это желанное плавание на двухпарусном судне, — большой парус и кливер, без буг- шприта, но мое судно было уже на верфи, и потом для двух человек управление судном моего типа больших усилий не требовало.
Она очень удивилась, узнав, что я заказал судно во Франции. Удобнейшей гаванью для выхода в Тихий океан был Сан-Франциско. И у нее были друзья в Америке, которые охотно согласились бы взять на себя присмотр за ходом работ. Доводы ее показались мне рассудительными, и я пообещал, что попытаюсь полюбовно расторгнуть заключенный в Сен-Назаре договор. Я уже говорил «наше судно»...
Когда мы разговорились, она дала мне и дополнительные сведения о себе самой. Она выросла в Вандее, в старой патриархальной семье. В восемнадцать лет ее выдали, не спрашивая ее согласия, за богатого, старого соседа. В годы войны она потеряла родителей и мужа. Счастья не знала ни в юности, ни в замужестве.
— Но я не делаю из этого трагедии. Очень несчастна я никогда не была. Я наделена в достаточной мере чувством юмора, и в самые тяжелые минуты умею подмечать и комическую сторону моих горестей.
Все, за что она ни бралась, она делала хорошо, умно, со вкусом. Обстановка ее дома говорила о тщательной обдуманности каждой мелочи. Мебели было немного, но отличного качества. Стены были голые. Никаких безделушек. Много книг. Я прочел на корешках названия книг по медицине, руководства к искусству плаваниями трудов о мерепла- вании. У подъезда стоял ее автомобиль. Она сама отвезла меня в центр Парижа. Правила она отлично: спокойно и без малейшего напряжения.
II
Описание нашего путешествия из Сан-Франциско в Гонолулу, как я уже говорил, включено будет в другую большую книгу. Отмечу лишь, что в течении всего переезда не было у нас никакого осложнения.
Судно наше «Allen» вполне приспособлено было для дальнего морского плавания. Первое время нам казалось необходимым проверять курс чуть ли не каждую четверть часа. Но мы скоро убедились, что в этом никакой надобности не было. Ночью шли под ветром, и, просыпаясь утром, к большому нашему удовлетворению, оказывались на верном пути.
Были у нас и три встречных бури, из них одна довольно сильная, и Анна доказала тогда свою отвагу.
Как я предвидел уже с первых дней нашего знакомства, она оказалась идеальным спутником. Это она, отличная организаторша, сделала в Сан-Франциско все нужные запасы, и у нас все время был простой, но вкусный, здоровый стол. Дурное настроение было ей совсем чуждо. Даже в минуты опасности ей не изменяли естественность и точный, верный жест. Я ее называл «Ваша Ясность». Отношения наши были простые, дружеские. Ни ухаживания, ни покровительственных забот о себе Анна не допустила бы. Сказать, что мы жили, как два брата, было бы плоскостью, пожалуй. Но все же это вернейшее определение наших отношений. Должен, однако, полной точности ради, сознаться, что мое отношение к ней было несколько сложней: я часто ловил себя на чувстве нежности, на желании... Но тогда я быстро принимался за какую-нибудь работу и старался думать о чем либо другом. |