Тем временем Фиделе возвращается в пещеру, страдая от боли в животе, выпивает лекарство, которое дал Пизанио, и впадает в транс, похожий на смерть.

Братья находят Фиделе, решают, что он умер, и рвут на себе волосы от горя. Затем они совершают над ним похоронный обряд, а заодно и над Клотеном, который как-никак принц. Последнее им не по душе, но Гвидерий уныло говорит:

Принесите труп.

Терсит не хуже, чем Аякс, раз оба

Они мертвы.

Терсит считался воплощением злоязычного и бесчестного воина, в то время как подвиги Аякса во время осады Трои уступали только подвигам Ахилла.

Спев над телами погребальный гимн и осыпав их цветами, Беларий и братья уходят.

Имогена просыпается, видит рядом с собой труп, по одежде определяет, что это Постум, и говорит:

То форма ног его; его рука;

Нога Меркурия и бедра Марса,

А плечи — Геркулеса. Только нет

Лица Юпитера.

«Нога Меркурия» в бреду Имогены означает, что Постум был быстроногим, поскольку Меркурий, к сандалиям которого были прикреплены крылышки, являлся вестником богов. Мускулистые голени Марса и бедра Геркулеса тоже на месте, но лицо, величественное, как у Юпитера, исчезло.

Имогена приходит к выводу, что Пизанио лгал ей и все было задумано с целью заманить ничего не подозревавшего Постума в ловушку, расставленную Клотеном. Она проклинает отсутствующего Пизанио:

Пизанио, проклятия Гекубы

На греков — пусть разят тебя с моими!

Гекуба, престарелая царица Трои, считалась символом несчастья, которое сводит человека с ума.

Тем временем вторжение римлян приближается. Посол Люций спрашивает, какие силы прибудут, и капитан отвечает ему:

Брат Сьены предводительствует ими, Якимо храбрый.

Перед нами еще один пример смешения Рима со средневековой Италией: Якимо оказывается братом герцога Сиенского. Сиена — город в 120 милях (192 км) к северо-западу от Рима. Говорить о герцоге Сиены можно было бы в эпоху Возрождения, но не в эпоху Рима времен императора Августа.

За этим анахронизмом тут же следует другой: наткнувшись на Имогену, все еще оплакивающую тело без головы, Люций спрашивает, как зовут убитого. Имогена скрывает правду и говорит:

Ричард дю Шан.

Это идеальное имя для французского норманна, но норманн мог появиться в Уэльсе лишь через тысячу лет после эпохи Цимбелина.

Люций тут же проникается симпатией к Имогене (которая по-прежнему в мужском платье) и берет «его» на службу в качестве пажа.

Начинается война. К Цимбелину приходит некий вельможа и отвлекает короля от размышлений об исчезновении Клотена. Вельможа говорит:

Уж легионы галльские на берег

Сошли с судов…

Начнем с того, что во время правления Цимбелина никакого вторжения римлян не было. Возникла всего лишь незначительная угроза такого вторжения, когда сын Цимбелина Админий перешел на сторону Рима.

Админий попросил помощи у Калигулы (третьего римского императора, который, в отличие от двух первых, был молод и совершенно безумен), чтобы получить британский престол.

Вообще-то Рим помогал тем, кто просил такой помощи, ибо это позволяло ему получить еще одного короля-марионетку и в конечном счете присоединить к себе его королевство. Однако в данном случае Калигула ограничился тем, что выдвинул армию на галльский берег пролива Ла-Манш. Попытка форсирования пролива казалась ему слишком рискованной; игра не стоила свеч. Возможно, в этот момент у Калигулы наступило просветление. Позднейшие историки, единодушно не сочувствовавшие Калигуле, писали, что он велел солдатам собирать ракушки и считать их своими военными трофеями.

Настоящее вторжение состоялось только после смерти и Цимбелина, и Калигулы.

Получив весть об убийстве Имогены, Постум горько раскаивается в своем поступке, хотя продолжает верить в измену жены.