|
Тихо идутъ Арабы по долинѣ Шарона, въ розовыхъ сумеркахъ, передъ самымъ восходомъ солнца. Съ мечети; которая стоитъ на дорогъ въ Виѳлеемъ, и теперь могу видѣть я печальныя моавскія горы съ блистающимъ въ промежуткахъ ихъ Мертвымъ моремъ. У подошвы Масличной горы стоятъ черныя, источенныя червями деревья Гѳесиманіи, а вдали, на каменныхъ холмахъ, подымаются желтыя укрѣпленія города.
Но едва-ли не самой дорогой мечтою осталось воспоминаніе о ночахъ, проведенныхъ на палубѣ, когда свѣтлыя звѣзды блистали надъ головою и мысли мои неслись на родину. Однажды, въ Константинополѣ, долетѣлъ до меня крикъ муэдзина: «Спѣшите на молитву!» Звонко дребезжалъ онъ въ ясномъ воздухѣ; въ тоже время увидалъ я Араба, павшаго ницъ, и еврейскаго равина, склонившагося надъ книгою: всѣ они славословили своего Создателя. Теперь, когда сижу я дома, въ Лондонѣ, и дописываю послѣднія строчки моихъ Путевыхъ Замѣтокъ, — эти фигуры, вмѣстѣ съ плывущимъ пароходомъ и нашей на немъ церковной службою, живѣе всего рисуются въ моемъ воображеніи. Такъ-то всѣ мы; и каждый изъ насъ по-своему, преклоняя колѣна, прославляемъ Отца нашего. Сестры и братія, не смѣйтесь надъ ближнимъ, если голосъ его не сходенъ съ вашимъ голосомъ. Вѣрьте, что въ словахъ моихъ нѣтъ лицемѣрія, и смиренное сердце исполнено благодарности. |
