Скуратов рассказывал, как за месяц до описываемых событий, в начале января 1999 года, пришел к главе правительства Примакову:

«Мы всегда общались с ним без всяких проблем, стоило мне поднять телефонную трубку, — он ни разу не отказал во встрече, всегда находил время. И всегда разговор с ним был очень откровенный, я всегда получал у него поддержку. А последняя встреча оставила какое-то невнятное ощущение. Словно бы Евгений Максимович что-то недоговаривал».

Скуратов сказал главе правительства:

— Я возбуждаю уголовное дело против Березовского.

— В связи с чем? — спросил Примаков.

— В связи с тем, что Березовский прокручивает деньги Аэрофлота в швейцарских банках. Прошу вашей поддержки, прежде всего политической.

Примаков ответил:

— Обещаю!

Когда швейцарский прокурор знаменитая Карла дель Понте не могла получить российскую визу, Скуратов позвонил Примакову:

— Евгений Максимович, будет большой ошибкой, если вы откажете госпоже дель Понте во въезде в Россию. Визит срывается.

— Впервые об этом слышу, — ответил Примаков, — сейчас свяжусь с Ивановым, узнаю, в чем дело.

Разговор с министром иностранных дел Игорем Сергеевичем Ивановым состоялся. Визу дали. Неукротимая Карла дель Понте привезла в Москву материалы, относящиеся к «Мабетексу» (это швейцарская компания, которую наняло управление делами президента для ремонта кремлевских помещений), компании «Андава» (дело «Аэрофлота»), «Меркате-трейдингу»…

Коллеги, впрочем, полагали, что генеральный прокурор слишком внимателен к политической конъюнктуре. Скуратов не знал, как сложится будущее, и держался отстраненно, поэтому в Кремле не считали, что могут на него положиться.

«У Юрия Ильича редкостное чувство грядущих перемен, — вспоминал тогдашний министр юстиции. — Задолго до того, как былые соратники побежали с корабля „бесперспективного“ Ельцина, Юрий Ильич сделал выбор. Служить слабому, полагаю, он не станет ни при каких обстоятельствах…»

Кассету пустили в ход, когда в Кремле решили избавиться от Скуратова. Это были очень тяжкие месяцы для Ельцина. На ключевой должности генерального прокурора — на случай непредвиденных обстоятельств — хотелось иметь надежного союзника.

Обескураженный Скуратов тут же, в кабинете Бордюжи, написал заявление:

«Уважаемый Борис Николаевич!

В связи с большим объемом работы в последнее время резко ухудшилось состояние моего здоровья (головная боль, боли в области сердца и т. д.). С учетом этого прошу внести на рассмотрение Совета Федерации вопрос об освобождении от занимаемой должности генерального прокурора РФ.

Просил бы рассмотреть вопрос о предоставлении мне работы с меньшим объемом».

Вернувшись домой, Скуратов немного успокоился. Решил взять тайм-аут и подумать. Позвонил лечащему врачу и сказал, что ему нужно лечь в больницу. Просьбу удовлетворили незамедлительно. К высокопоставленным пациентам медики невероятно внимательны.

Ельцин тем временем подписал заявление Скуратова об отставке. Но Юрий Ильич уже отказался от своего заявления и сказал Бордюже, что остается на должности генерального прокурора.

Скуратов вспоминал, как ему в больницу позвонил Примаков:

«Человек умный, информированный, сам проработавший много лет в спецслужбе, он прекрасно понимал, что телефон прослушивается, поэтому не стал особенно распространяться и вести длительные душещипательные беседы».